Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

— Я думаю, что не имеет никакого смысла задавать ей такие вопросы! — резко сказала кардинал, и преподобный Абик покраснел. Иридия наконец села. — Если она скажет «да», то станет проблемой для Церкви. Если скажет «нет», то и в этом случае она станет проблемой для Церкви. Вот почему мы не можем принять такое сокровище в нашу обитель. Она приняла наши обеты, она ходит босыми ногами по нашим камням, молится вместе с нами, принимает плоть Христову, и мы сразу же полюбили ее. Но она подлинная драгоценность и должна получить освобождение.

— Знает ли о ее таланте брат Сент-Джордж?

— Она рассказывала мне, что поддразнивала его. Думаю, она имела в виду, что чуть-чуть, еле заметно намекала ему на свой дар. И вы сами сможете убедиться, что в душе нашей сестры нет места никому, кроме Господа.

— И значит, вы доставили ее ко мне…

Настала очередь кардинала покраснеть.

— Ибо папа сказал мне, что… Нет, не так. Папа велел мне доставить ее сюда, если она захочет покинуть нас. Я решила, что она этого хочет, помогла ей сформулировать это желание и сама привезла ее. Если бы я просто отослала ее, то не смогла бы рассказать вам о ней.

— Вы могли бы написать письмо.

— Я не могла бы написать его. Так же как вы не смогли бы ничего уяснить из текста, разве что решили бы уничтожить ее. Неужели вы не понимаете?

Преподобный Абик погрузился в молчание.

— Словно бы я стал спрашивать ее, от Бога ли ее дар или нет?

Кардинал одарила аббата такой теплой улыбкой, что у него сжалось сердце.

— Она хочет оказаться дома, если сын мэра пустит ее. Вам необходимо дать ей приют лишь до того времени, пока Святой Отец не организует ее возвращение.

— В курсе ли вы, что Святой Отец занят другими делами? — Силентиа пропустила мимо ушей иронию Олшуэна.

— Я скажу сестре Клер, что она должна избегать любых разговоров в стенах гостиницы.

— В настоящее время в ней обитает один из наших послушников.

— То есть она должна…

— Нет, я переведу его. А кто вторая сестра?

— Моя помощница. Она вместе со мной вернется в Сан-Панчо.

В дверях появился брат Камердинер, поймал взгляд аббата и в ответ на его кивок спросил:

— Ваше преподобие, вы сказали нашим гостям, чтобы они сами выбрали себе помещения?

— Да, конечно. А в чем проблема?

— Только в том, что одна из монахинь выбрала себе… э-э-э… изолированную келью.

— Вы должны вывести ее оттуда! Там еще опасно!

— Она сказала, что келью построили для нее. Я не знаю, что она имела в виду.

Кардинал, присмотревшись к выражению лица аббата, сказала:

— Думаю, что я знаю, — она встала. — Хорошо, ваше преподобие. Я очень устала и хотела бы отдохнуть. С вашего разрешения вечерню я отслужу сама, в своей келье. Я поговорю со своей ученицей. Благодарю вас за все.

Ученицей? Даже когда кардинал покинула кабинет аббата, в воздухе остался висеть отзвук этого слова.

Этим же вечером сестра Клер покинула возведенное аббатом обиталище шлюхи и вместе с остальными постояльцами расположилась в одной из келий гостиницы; по ее словам, она знала, что это помещение первоначально предназначалось для нее, но понятия не имела о карантине. Поющая Корова сдержал свой интерес к ней и не стал ни о чем спрашивать.

Теперь в помещениях для гостей обитали три монахини, два солдата, ученый из Тексарка, Кочевник, который, возможно, станет послушником, и отец Поющая Корова. Эдрия не выходила из своей кельи, если не считать, что они все вместе направлялись в трапезную или шли к мессе. Кардинал, ее помощница и Снежный Призрак из Диких Собак часто отсутствовали в здании, предпочитая отправлять службу вместе с братией. Поющая Корова был занят в книгохранилище-скриптории, составляя глоссарий по работам брата Чернозуба, а Тон Элмофиер Санталот лазил по книжным полкам в подвале или, устроившись на хорах, делал выписки. Лареданские солдаты большей частью были предоставлены сами себе, и Эдрия оставалась за закрытой дверью. Один из солдат на другой день съездил верхом в Санли Боуиттс и привез оттуда кувшин местной бражки. Когда оба они основательно надрались, самый смелый из них постучал в дверь к хорошенькой монахине и предложил ей выпить.

Эдрия открыла двери, взяла протянутый кувшин и сделала несколько основательных глотков.

— Спасибо, капрал Бровка, — улыбнулась она, закрыла двери и задвинула засов.

Бровка снова постучал, но ответа не последовало.

— Ты видел, как она мне улыбнулась?

Отец Му и юный Кочевник вернулись из церкви, а вскоре появился и Санталот. Солдаты предложили выпить и им, но в кувшине почти ничего не осталось, и все отказались. Вернувшись, кардинал присела в читальне, прежде чем отправиться отдыхать. Солдаты спрятали кувшин и сделали вид, что спят.

— Мы уезжаем завтра утром после службы, — сказала мать Иридия. — Нам предстоит поблагодарить монахов за их гостеприимство, — она говорила на церковном, который был единственным языком общения для гостей монастыря. Солдаты владели им весьма плохо, но как люди военные, они интересовались ходом кампании нынешнего папы, и у них было много вопросов. За два дня пребывания в аббатстве они почти ничего не узнали.