Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

— Это не их город, — бормотал Коричневый Пони. — Он им никогда не был нужен! — он посмотрел в небо, но увидел лишь закопченный обвалившийся свод купола. Коричневый Пони отшвырнул револьвер, который свалился в груду пепла. В центре разрушенного храма каким-то чудом сохранился трон святого Петра. За ним стояла раскрашенная деревянная статуя Святой Девы, которую огонь тоже пощадил. Чернозуб и Вушин молча последовали за Коричневым Пони, когда он, прокладывая себе путь среди груд мусора, направился к трону. Перед ним он остановился, рассматривая, после чего оправил сутану и сел на трон. Его веснушчатая кожа обвисла складками, и из-под грязной белой ермолки торчали редкие клочки седых волосиков. На боку у него продолжала болтаться пустая кобура.

Итак, он здесь.

Вушин протянул ему папскую тиару, но Коричневый Пони отрицательно покачал головой, и желтый воин опустил тиару в груду пепла у подножия трона. Темнело. Чернозуб без труда нашел тлеющий огонек, с помощью которого разжег несколько свечей, они стояли за троном, почти не давая света, слабые отблески падали на лицо Девы.

Глаза Коричневого Пони были закрыты, словно он молился, и Чернозуб был рад этому. Смотреть в них было тем же самым, что заглядывать в окна сгоревшего дома.

Вушин сел на корточки у трона святого Петра и опустился на пятки, поигрывая ножнами длинного меча, все еще висевшего у него на поясе. Хотя он был все так же гибок в движениях, Чернозуб видел перед собой старика. В его поведении не было ни радости, ни легкости.

Перемирие, пришедшее с пожарами, кончалось. Чернозуб слышал, как на улице собака с рычанием прогнала стервятников и стала рвать почерневшее тело, затем ее, в свою очередь, прогнала свинья. Его старая подружка? Еще один пес остановился в огромном дверном проеме и в ночных сумерках вгляделся в пространство базилики. Он понюхал дымный воздух, помочился на бронзовую створку дверей и потрусил в сгущающуюся темноту.

Мимо дверей прошла лошадь без всадника, в стременах которой застряли ошметки человеческих ног.

— Слава в вышних Богу, — раздался слабый уставший голос папы Амена II, Элии Коричневого Пони; он говорил так, словно жена Иова многострадального потребовала от него перед смертью проклясть Бога и у него уже не было сил сопротивляться. — Я слышу, как идет тексаркская кавалерия. Чернозуб, будь умницей и беги, спасай свою жизнь.

— Это всего лишь лошадь без всадника, — сказал Чернозуб. Но он прислушался и уловил вдали какие-то звуки. Точнее, он их не столько слышал, сколько чувствовал — тихий, приглушенный гул, который мог быть и отзвуками далекого грома.

— Теперь перед городом их ничего не остановит, — сказал Вушин.

— Но вы, милорд… — Чернозуб был смущен и растерян. — Куда вы пойдете?

Если даже Коричневый Пони слышал его, то не подал виду. Чернозуб посмотрел на статую Святой Девы за троном Петра. Она высунула язык. Тот был черным и раздвоенным.

«Это возвращается лихорадка», — подумал Чернозуб. Он оглянулся в надежде увидеть Эдрию и Спеклберда, спутников его бреда, но их нигде не было видно.

Коричневый Пони повернулся и, подняв голову, посмотрел на Деву.

— Значит, это ты!

— Что? — хором спросили Чернозуб и Вушин.

— Мать, мать ночи, кобыла ночи и моих снов.

— Милорд! — Чернозуб взял папу за руку.

— Посмотри! Посмотри на нее! — Коричневый Пони выдернул руку и показал на Деву. С нижней губы у нее сползало что-то черное.

— Ч-ч-червяк, — еле вымолвил Чернозуб.

— Ночная Ведьма! Моя настоящая мать! — сказал Коричневый Пони. — Чернозуб, беги, пока еще есть время. Оставь здесь свою преданность. Повинуйся мне! Иди!

Чернозуб сделал шаг назад.

— Чего это ради я начну тут соблюдать свой обет подчинения вам?

Коричневый Пони слабо усмехнулся, но повторил:

— Уходи. Уходи и стань отшельником и учи тех, кто будет приходить к тебе и спрашивать о Боге. Оставайся самим собой. Это Его завет тебе.

До Чернозуба донесся слабый стук копыт, который становился все громче.

— Иди же!

Вушин продолжал сидеть на корточках рядом с троном, прикрыв, как при молитве, узкие глаза. За троном в дрожащих отсветах свечей мерцало лицо Святой Девы. Пройдя под ней, Чернозуб по дуге медленно направился к сохранившейся задней стене собора. Да, точно, по губе у нее полз червяк. Или же она высунула язык. Черный и раздвоенный. А может, так упала тень от свечей. Ora pro nobis nunc et in hora mortis nostrae![42]