Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь

К удивлению многих, в том числе и Чернозуба, старик сразу же произнес «Accepto»[17] и, выбирая титулование папы, к неудовольствию многих назвал себя своим собственным именем. Папа Амен. Он нарушил едва ли не самую древнюю традицию.

Конечно, избранию предшествовали кое-какие слабые протесты.

— Он сказал, что помазанники прямиком шествуют в ад! — жаловался аббату кардинал с юго-востока.

— Из могилы они снисходят в ад, — уточнил Джарад. — И если на третий день восстают из мертвых, то возносятся на небо. Вполне ортодоксальная точка зрения.

— Чтобы с ним это случилось! И слова Бога он называл отвратительными.

— Оговорка, — объяснил Коричневый Пони. — Он имел в виду — восхитительные.

— «Неясные и отвратительные» — вот что он сказал. Атрибуты зла. А змея — самое невинное животное. Именование Бога — Сатана?

— Бросьте, бросьте! — сказал аббат. — Думаю, вы не расслышали его. Versum subtile atque infandum[18]. Это означает, что слова хорошо подобраны, но в них трудно разобраться. Даже изящны, но непроизносимы. Истина столь неуловима, что ее трудно выразить словами. Это молчание Христа. И когда мы говорим об этом, то возводим руки к небу.

В конечном итоге конклав пришел к единодушному решению. Если и есть человек, который может вернуться в Новый Рим главой Церкви, взять на себя роль первосвященника Петра, ничего не боясь и не идя ни на какие компромиссы, этим человеком в самом деле может быть только Амен (кардинал in pectore папы Линуса VII, во что многие уже были склонны верить) Спеклберд. Но в том, как конклав наконец избрал его, сказывались и компромиссы, и страх; даже конклависты кардинала Бенефеза получили право голосовать, что было противозаконно, так как в силу своего отсутствия он не смог лично дать им указания. И к последовавшему огорчению они голосовали за худого отшельника с возбужденным взглядом.

— Gaudium magnum do vobis. Habemus Papam. Sancte Spiritu violente, Amen Cardinal Specllebird.[19]

Рев толпы покрыл окончание завершающей фразы, и конклав продолжил свою работу. Теперь кардиналы, представая перед новым папой, целовали его туфлю, а он обнимал их уже как наследник ключей святого Петра, как наследник — если Коричневый Пони в роли юриста оказался прав — обоих мечей святого Петра, что означало и духовную, и земную власть, причем последняя подчинялась первой. Коричневый Пони, выступая как юрист, знающий об истории канонических законов и установлений папства больше, чем кто-либо иной за пределами аббатства Лейбовица, к разочарования прислужников отсутствовавшего архиепископа Тексаркского во время конклава небрежно поведал его участникам о древней «теории двух мечей». Он процитировал слова из древней буллы: «Итак, всякий, претендующий на спасение, должен быть вассалом римского понтифика». По словам Коричневого Пони, этот декрет никогда не был особенно известен — он предназначался главным образом для монархов, обыкновенных и из Кочевников, а также Ханнеганов и Цезарей, но он требовал проверки несгибаемости в вопросах веры и подкреплялся угрозой такого наказания, как потеря надежды на спасение. И если еще недавно выборщики, близкие Тексарку, боялись увидеть Коричневого Пони в роли папы, то теперь их опасения уступили место страху перед ним, как перед серым кардиналом. Всем было хорошо известно, что кардинал был покровителем отшельника, поддерживал с ним дружбу и пытался восстановить его репутацию в глазах папы Линуса VII. Казалось, что это были совершенно безобидные отношения между богатым и благородным церковником и скромным святым отшельником. С циничной точки зрения, если кто-то из них оступался, то всегда мог рассчитывать на поддержку другого. Но Коричневый Пони и Спеклберд, хотя и придерживались диаметрально противоположных воззрений, по всей видимости, были искренне привязаны друг к другу. И теперь их дружба стала предметом всеобщего беспокойства.