Итакъ, въ началѣ вашего доклада вы такъ говорите: “Если истинно кающіеся отошли изъ этой жизни въ любви (къ Богу), прежде чѣмъ успѣли достойными плодами удовлетворить за свои согрѣшенія или проступки, ихъ души очищаются послѣ смерти очистительными страданіями; но для облегченія (или “освобожденія”) ихъ отъ этихъ страданій, имъ способствуетъ та помощь, которая оказывается имъ со стороны вѣрныхъ живыхъ, какъ-то: молитвы, литургіи, милостыня и прочія дѣла благочестія”.
На это отвѣчаемъ слѣдующее: то — что усопшимъ въ вѣрѣ, несомнѣнно, помогаютъ совершаемыя за нихъ литургіи и молитвы и милостыни, и обычай этотъ былъ въ силѣ отъ древности, свидѣтельствуютъ о семъ многія и различныя изреченія Учителей, какъ латинскихъ, такъ и греческихъ, сказанныя и написанныя въ разныя времена и въ разныхъ мѣстахъ. А что касается того, что души освобождаются благодаря нѣкоему, имѣющему характеръ помощи, очищающему страданію и временному огню, обладающему таковой (очистительной) силой, — этого мы не находимъ ни въ Писаніяхъ, ни въ молитвахъ и пѣснопѣніяхъ, бываемыхъ объ усопшихъ, ни въ словахъ Учителей. Но мы приняли, что и душамъ, содержимымъ въ аду и уже преданнымъ вѣчнымъ мукамъ, самымъ ли дѣломъ и опытомъ или въ не допускающемъ надежды ожиданіи таковыхъ, возможно пособить и оказать нѣкую малую помощь, хотя и не въ томъ смыслѣ, чтобы совершенно разрѣшить ихъ отъ мученія или дать надежду на конечное освобожденіе. И это обнаруживается изъ словъ Великаго Макарія Египетскаго подвижника, который, найдя въ пустынѣ черепъ, былъ наученъ имъ о семъ по дѣйствію божественной силы 27
). И Василій Великій въ молитвахъ чтомыхъ на Пятидесятницу, дословно пишетъ слѣдующее: “Иже и въ сей всесовершенный и спасительный праздникъ очищенія убо молитвенная о иже во адѣ держимыхъ сподобивый пріимати, великія же подаваяй намъ надежды ослабленія содержимымъ отъ содержащихъ я (ихъ) сквернъ, и утѣшенію Тобою низпослатися”. Если же души отошли изъ этой жизни въ вѣрѣ и любви, однако унося съ собою извѣстныя вины, будь то — малыя и въ которыхъ они вообще не каялись, или будь то — большія, о которыхъ они хотя и каялись, но не предприняли явить плоды покаянія, такія души, мы вѣруемъ, должны очиститься отъ такового рода грѣховъ, но не нѣкимъ очистительнымъ огнемъ или опредѣленнымъ въ нѣкоемъ мѣстѣ наказаніемъ (ибо сего, какъ мы сказали, отнюдь не было предано намъ); но одни должны будутъ очиститься въ самомъ исходѣ отъ тѣла, благодаря только страху, какъ это дословно являетъ святый Григорій Двоесловъ; въ то время какъ другіе должны будутъ очиститься послѣ исхода изъ тѣла, или еще пребывая въ томъ же земномъ мѣстѣ, прежде чѣмъ придутъ на поклоненіе Богу и удостоятся блаженныхъ удѣловъ; или, если грѣхи ихъ были болѣе тяжкими и связующими на болѣе длительный срокъ, то и они содержатся въ аду, но не для того, чтобы навсегда находиться въ огнѣ и мученіи, а — какъ бы въ тюрьмѣ и заключеніи подъ стражу. Всѣмъ таковымъ, мы утверждаемъ, помогаютъ совершаемыя за нихъ молитвы и литургіи, при содѣйствіи сему Божественной благостыни и человѣколюбія, которое одни согрѣшенія, сдѣланныя по человѣческой немощи, сразу же презритъ и отпуститъ, какъ говоритъ Діонисій Великій въ “Размышленіяхъ о тайнѣ священно-усопшихъ”; а другіе грѣхи послѣ извѣстнаго времени праведными судами или также разрѣшаетъ и прощаетъ, и то — совершенно, или облегчаетъ отвѣтственность за нихъ до конечнаго того Суда 28). И посему мы не видимъ никакой необходимости въ иномъ наказаніи или въ очищеніи огнемъ: ибо однихъ очищаетъ страхъ, а другихъ угрызеніе совѣсти пожираетъ мучительнѣе всякаго огня, а иныхъ очищаетъ самый только ужасъ передъ Божественной славой и неизвѣстность будущаго, каково оно будетъ. А что это мучительно и наказательно гораздо болѣе, чѣмъ что-нибудь иное, и самый опытъ показываетъ и святый Іоаннъ Златоустъ свидѣтельствуетъ намъ почти во всѣхъ или въ большинствѣ своихъ моралистическихъ омилій, утверждая это, а также и божественный подвижникъ Дороѳей въ своемъ словѣ “О совѣсти” 29). А что касается того, что неизвѣстность будущаго больше терзаетъ наказуемыхъ, чѣмъ самое наказаніе, объ этомъ говорятъ Учители, какъ напр. Григорій Богословъ въ словѣ “На побіеніе града”, говоритъ слѣдующее: “Тѣхъ воспріиметъ несказанный свѣтъ и видѣніе Святой и царственной Троицы, а этихъ вмѣстѣ съ иными — лучше же сказать — ранѣе другихъ, — мученіе: быть отверженными отъ Бога, и угрызеніе совѣсти, не имущее конца” 30).