Святой Марк Эфесский и Флорентийская Уния

Но это-то весьма странно, если любовь, стирающая смертный грѣхъ, не можетъ этого же сдѣлать съ малыми грѣхами; это — то же, какъ если бы какой-нибудь чистильщикъ одежды сказалъ, что онъ можетъ вычистить пятна краски и несмываемую грязь, а маленькія и менѣе впитывающіяся въ одежду загрязненія, отнюдь, — не въ силахъ. Но если мы слышимъ, что Пророкъ говоритъ: “Аще совратится праведникъ отъ правды своея, вся правды его не помянутся”; то мы слышимъ также, что онъ говоритъ противоположное: “Въ тотъ день, когда нечестивецъ вздохнетъ, обратившись, жизнію поживетъ и не умретъ” ¹⁹⁶). И въ упомянутыхъ (въ началѣ сего трактата) отвѣтахъ Аѳанасія Великаго, находится такого рода вопросъ: "Если нѣкто сдѣлаетъ великій грѣхъ, а затѣмъ осудитъ себя и начнетъ каяться, и послѣ трехъ дней умретъ, что достоитъ полагать о его судьбѣ? — (Отвѣтъ:) Если, начавъ приносить покаяніе, онъ удерживалъ свою душу отъ порочныхъ пожеланій и заключилъ съ Богомъ завѣтъ, что онъ болѣе не будетъ грѣшить тѣми согрѣшеніями, которыя онъ ранѣе дѣлалъ, и на слѣдующій день умеръ: надо считать, что Богъ принялъ его покаяніе, какъ нѣкогда принялъ покаяніе разбойника. Ибо положить начало покаянію — это во власти человѣка, а жить или умереть — сіе во власти Бога. Ибо многихъ, начавшихъ приносить покаяніе, Богъ, будучи благимъ, сразу же беретъ изъ этой жизни ради ихъ пользы, предвѣдая, что если они будутъ долго жить, они снова падутъ и погибнутъ” ¹⁹⁷). И блаженный Іоаннъ Златоустъ въ словѣ о Филогонѣ говоритъ соотвѣтственно вышесказанному: "Я свидѣтельствую и даю ручательство, что если каждый изъ васъ согрѣшившихъ, отступивъ отъ прежнихъ дѣлъ, истинно дастъ обѣтъ Богу — никоимъ образомъ ихъ больше не дѣлать, ничего иного большаго Богъ не потребуетъ для дарованія прощенія” ¹⁹⁸). Гдѣ же здѣсь упоминаніе о наказаніи и очищеніи? Какіе же примѣры, подкрѣпляющіе наши слова, мы можемъ представить? — Благоразумный разбойникъ, мытарь — вышедшій оправданнымъ, согрѣшившій и покаявшійся и оставшійся Пророкомъ — Давидъ, разрѣшившійся отъ узъ — Манассія. Итакъ, любовь и покаяніе гораздо больше — въ силахъ разрѣшить какъ великіе, такъ и малые грѣхи, нежели смертный грѣхъ — умертвитъ прежде содѣланныя добрыя дѣла.

II. Затѣмъ, на второй нашъ аргументъ, въ которомъ мы говоримъ, что — если малое добро въ тѣхъ, которые въ остальномъ дурны, не можетъ привести къ наградѣ, но только можетъ сдѣлать различіе въ наказаніи, то и малое зло (въ тѣхъ, которые праведны въ великихъ дѣлахъ) не приводитъ къ наказанію, но только произведетъ извѣстное различіе въ наслажденіи, — вы противопоставили опять почти то же самое, что и въ первомъ случаѣ, говоря, что малое добро, по причинѣ того, что было умерщвлено смертнымъ грѣхомъ, не удостоится получить никакой награды для стяжанія вѣчной жизни и освобожденія отъ вѣчнаго мученія; а малое зло въ праведныхъ долженствуетъ быть очищеннымъ, по сужденію Божію, по причинѣ крайняго совершенства и чистоты вышняго блаженства.

На это мы отвѣчаемъ: что мы не говоримъ, что нѣкое малое злое дѣло должно тянуться за тѣми, которые призваны къ вышнему блаженству, но мы утверждаемъ, согласно словамъ великаго во святыхъ Діонисія, что оно — отпущено и не принято во вниманіе Божественной благостыней и человѣколюбіемъ ¹⁹⁹). Однако, мы говоримъ, что содѣлавшіе это малое зло удостоятся меньшей славы, нежели тѣ, которые не впали въ нѣчто таковое, если вообще есть такія люди; быть можетъ же, дурные и добрые поступки взвѣшиваются (ибо и это говорятъ Учители) и наклонившей и перевѣсившей части дается побѣда, какъ говоритъ Григорій Богословъ въ похвальномъ словѣ Аѳанасію Великому: “Когда и слово и дѣло и помышленіе будутъ взвѣшены на праведныхъ вѣсахъ Божіихъ, когда Богъ возстанетъ судить землю, соберетъ намѣренія и дѣла, и обнаружитъ все, что у Него запечатлѣно и соблюдено” ²⁰⁰). Итакъ, если тогда будутъ взвѣшены дурные поступки для сравненія съ добрыми (ибо въ этомъ назначеніе вѣсовъ) и, конечно, долженствуетъ одолѣть большая часть, то явствуетъ, что не очищаются огнемъ дурные поступки, какъ вы говорите, до дня онаго и до времени Суда, но пребываютъ неизмѣнными, чтобы быть явленными и обнаженными и положенными на чашечку вѣсовъ, дабы перевѣсившая часть одолѣла, и согласно этой большей части, былъ вынесенъ приговоръ; и тогда, конечно, будетъ различіе для умершихъ вмѣстѣ съ тѣми (малыми дѣлами), но — не прибавленіе какого-то наказанія.