Вилем на секунду замер. Он понял, что председатель протягивает ему руку помощи, и ухватился за нее, не дурак же он!
— Я слышал кое-что, — сказал Вилем. — Но я бы… Пожалуй, мы с Альбином сможем уладить… С ними легче договориться тому, кто не состоит в кооперативе, — многозначительно сказал он. — Порою случаются такие дела, которые никогда не предусмотришь, будь ты хоть семи пядей во лбу, а они обрушиваются на тебя как гром среди ясного неба. — Слова его звучали искренне и убедительно. — Взять хоть Беду Сайлера. Какой поклеп на него возвели, а он-то ничего похожего и в мыслях не держал.
— Знаю, — согласился Михал.
Он вынул из пачки сигарету и закурил. Вилем с волнением следил за ним.
— Понимаешь, с выборами нам надо внести ясность, — продолжал Михал. — Ведь если люди будут думать, что Беду Сайлера по-прежнему прочат в председатели, его вообще не выберут.
Относительно избрания в комитет самого Вилема Михал даже не обмолвился, но тот и сам прекрасно сознавал, что печальный прогноз относится также и к нему и что он более чем реален.
— Самое лучшее для всех нас — договориться и заявить, что председателем останется Касицкий. Это успокоит людей. Как ты думаешь?
Вилем слушал его, задумчиво покусывая губы. Он знал, что они проиграли и любое сопротивление без помощи извне было бы совершенно бессмысленным. А тут ему неожиданно дается возможность уйти от полного поражения. Он проглотил эту горькую пилюлю. Что ж, надо было смириться.
— Я… — начал неуверенно Вилем, — я точно так же думаю. Это было бы политически правильное решение, — сказал он, и ему сразу стало как-то легче.
Он вдруг поднялся и достал из шкафа бутылку, которую незадолго перед тем убрал с глаз долой. Откупорил ее и разлил пиво в стаканы. Потом выглянул в окно и озадаченно воскликнул:
— Что это там столько людей?
— Наверное, пришел автобус.
— Нет, похоже у «Венка» какая-то потасовка.
События последних дней привели Эду в небывало тягостное состояние духа. У него тоже было мучительное ощущение, что они в западне, что надвигается самая настоящая катастрофа. Двое суток подряд не выходил он из коровника и вот теперь — уже далеко за полдень — шел домой. По дороге заглянул в «Венок» и выпил на голодный желудок три большие стопки рома. Опрокинул их одну за другой прямо у стойки. И вконец расстроился. Он был убежден, что кто-то нарочно подсыпал в корм мочевину, иначе объяснить происшедшее он не мог. Всю свою жизнь, с самого раннего детства, занимался он одним делом — выхаживал коров, и ничего подобного у него никогда не случалось. Он был готов подозревать каждого и даже тут искал связь с предвыборной борьбой.
Эда, так же как и Вилем, всегда знал, чего хотел, но был чересчур упрямым. Он упорно отказывался мириться с действительностью, если она не отвечала его представлениям, приспосабливаться он не мог и не умел. Он никогда не признавал поражения. И чем труднее были обстоятельства, тем воинственнее и настойчивее он становился. Потому-то так тяжело Эда переживал теперь бездействие. Для него и сейчас речь шла прежде всего о важном святом Деле. Ему представлялось, что они сейчас похожи на человека, которого во время драки пырнули ножом, а он сидит и смотрит, как льется кровь, и не делает ничего, чтобы ее остановить. Это было невыносимо.
Перекинувшись несколькими словами с Кужелой, Эда выпил четвертую стопку рома и вышел еще более раздраженный. На площади возле «Венка» он натолкнулся на Людвика Купеца. Завязалась перебранка, короткая, но острая. Эда назвал Купеца «старой крысой».
До последних дней они хорошо относились друг к другу. Людвик с давних пор принадлежал к самым верным друзьям Вилема. Сколько невзгод пережили они вместе! Эда не забыл, что этой зимой, участвуя в совместной акции, Людвик действовал особенно энергично. Тем тяжелее переживал он его измену.
— Чего пристаешь? — спросил Людвик.
Его обветренное лицо побагровело. На всякий случай он отбросил недокуренную сигарету.
Кужела, выйдя из закусочной, наблюдал за ними.
— Ты крыса… изменник, — произнес Эда с таким презрением, на какое только был способен. Да вдобавок еще и плюнул.
— Иди ты… — отпарировал Людвик, пока он еще держал себя в руках.
Эда обрадовался, он был почти благодарен Людвику: ведь тот дал ему повод для драки. И если дело до нее не дошло, то только благодаря Густе, который неожиданно появился перед «Венком». Заметив опасность, он вмешался в ссору недавних друзей, и кое-как ему удалось успокоить обоих. Разочарованный, Эда подтянул пояс и собирался уже уйти, как ситуация неожиданно вновь обострилась.
Подошел автобус. Вышедшие из него люди (среди них был и Беда Сайлер) каким-то чутьем уловили, что происходит. В адрес Эды раздались насмешки, и тучи вновь сгустились.
Новой опасности Густа не заметил, потому что взгляд его был прикован к Луцке, которая тоже вернулась из города.