Читаем Святой Михал полностью

— Знаешь, пробить такой завод нам было нелегко. Наверху шла настоящая борьба, но ведь и мы не лыком шиты! — Он был преисполнен гордости и удовлетворенно потирал руки. — Ты вообще можешь себе представить, что будет значить для нас такое промышленное предприятие? Короче говоря, мы кой-кого обскакали. А прицепы будем изготовлять и на экспорт. О нас узнают даже в Африке. Это тебе, братец, не какой-то там консервный заводишко. — Тут он запнулся. — Ах да, эта ваша идея насчет консервного завода… Знаешь, Вилем, — заговорил он доверительно, — с этим заводом придется немного подождать. Завод автоприцепов сожрет все наши капиталовложения. И кроме того, Вилем, — пусть это, разумеется, останется между нами — в тех районах, куда мы возим на переработку овощи и фрукты, очень приуныли, когда узнали о вашем плане: мол, тогда у них не будет хватать сырья. Своего-то у них действительно почти нет. Это же бедный край, потому там после революции и построили консервный завод. Ну а вы, пореченцы, молодцы, ничего не скажешь! Только планы ваши, Вилем, надо немного отодвинуть. Позднее мы к ним еще, я думаю, вернемся. Ну, пока! Я пошел.

Вилем оцепенел. Что за чертовщина! Что же теперь будет?

Он смотрел остановившимся взглядом прямо перед собой и не мог собраться с мыслями. Вначале ему показалось, что он ослышался. Может, Смуда шутит? Нет, он не шутил… Павловицы поднимутся… Район поднимется… Да, но ведь консервный завод уже включен в план! Нет, Вилем отказывался понимать. «Что же делать? — лихорадочно думал он. — Ведь обо всем уже рассказали людям, разъяснили, что консервный завод — наша насущная потребность. И это правда. Районное руководство само все подсчитало. На всех предвыборных собраниях об этом говорилось. И вот — на тебе! Что же теперь делать?» Он чувствовал себя обманутым и с горечью сознавал, что снова сел в лужу, как в случае с Рудой Долларом. «Вот дьявольщина! Мы опять оказались в дурацком положении. Что теперь скажут в Поречье?»

Наконец Вилем взял себя в руки. Все продумал и решил, что пока не следует сообщать своим эту новость, чтобы не испортить им настроение. Иначе сорвется и то маленькое торжество, которому все так радовались. Он твердо решил держать язык за зубами.

Вилем вернулся в зал. Лицо у него было расстроенное.

— Что случилось? — спросил Касицкий.

— Желудок побаливает… — с неопределенной, несколько смущенной улыбкой ответил Вилем и перевел разговор на другое.

По дороге к автобусной станции Вилем зашел к знакомому мяснику. Еще в понедельник он заказал два килограмма молодой говядины и столько же свиной грудинки. Если их смешать, получится, как считал Вилем, самый лучший, сочный гуляш. А уж Эда готовит гуляш отменно! Все остальное, что необходимо для хорошего настроения, а также для утоления голода и жажды, имелось в собственном хозяйстве и не требовало особых хлопот.

Дневным автобусом Вилем и Касицкий вернулись в Поречье.


Это был самый чудесный уголок на берегу Души; из Поречья до него можно было добраться за каких-нибудь полчаса. Тут — неподалеку от впадения речки в Черную воду — течение перекрывали массивные шлюзовые створы. Пока поречане не построили этой плотины, Черная вода во время бурного весеннего таяния или сильных дождей вытесняла воды Души и заставляла ее течь вспять. Тогда Душа широко разливалась, затопляя окрестные поля, образовывала омуты и заливчики. Теперь среди зарослей ивняка и ольшаника извивалась глубокая затока, наполнявшаяся водой, когда створы плотины закрывались.

Рыбы здесь было великое множество. В омутах, заросших тростником, на заре и по вечерам, высунув из воды головы, плескались карпы. У берегов, укрывшись в корягах и тине, большие темные щуки подстерегали свою добычу — подлещиков, линей, карасей, плотву. Ночью выплывали на охоту угри. В зеленоватой воде затоки временами мелькал серебристый судак, а то вдруг водную гладь разрезал черный плавник сома. На дне прогретой солнцем речки обитали тритоны, раки, лягушки, личинки стрекоз, головастики, уйма всяких насекомых, всевозможные моллюски и черви. В норе под корягой жила ондатра. На высоком, заросшем кустарником берегу устраивали себе убежища дикие кролики и ежи. С противоположного берега, защищенного дамбой, прилетали фазаны, чтобы полакомиться семенами и насекомыми. За речкой простирались поля. За ними вдали виднелись виноградники и вытянутой дугой поднимались покрытые лесом Карпаты, откуда речка брала свое начало.

Здесь, в этом зеленом царстве тишины и покоя, вскоре после полудня появились Адам и Эда. Предварительно договорившись с Михалом и Касицким, Вилем послал их сюда, чтобы они все заранее подготовили. Они выехали из села на тракторе вскоре после того, как вернулись из города Вилем и Касицкий. Можно было подумать, что они едут работать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее