Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

«— Ты ведь ко мне пришел. Хорошо сделал; давай, помолимся вместе. Ты очень несчастен, но пути Господа неисповедимы… Ты идешь к Нему, и это — великое счастье для тебя… Давно ли ты перестал пить?

— Перестал пить? — переспросил он. — Но откуда же вы, батюшка, знаете, что я пил и перестал пить?

— Не трудно, сын мой, узнать в тебе несчастного пьяницу. Ты не злой человек, христианин не умер в тебе, но враг победил тебя, забрал в руки и вот куда привел. Но могло хуже быть. Враг мог погубить душу твою… Возблагодари Господа за милость Его и проси помощи Его в борьбе с врагом!

Отец Иоанн отвел его в сторону к св. иконам, и Б-в опустился на колени. Первый раз за 23 года Б-в возвел очи к небу, и губы его прошептали слова молитвы. О, что было у него за состояние! Он трепетал от какого-то радостного волнения. На душе сделалось так легко, как не бывало никогда. По лицу катились слезы. Он примирился в эту минуту со всеми в мире, со всеми врагами и недругами. Ему хотелось всех их обнять, чтобы им всем было так же хорошо, как ему в эту минуту».

Здесь также очевидны аллюзии на Псалтирь («Возвожу очи мои к горам» — 120-й Псалом; «и уста моя возвестят хвалу Твою» — 50-й Псалом). После того как о. Иоанна канонизировала Русская православная церковь Московского патриархата в 1990 г., молитва, которую он читал Б-ву, стала канонической «молитвой отца Иоанна», произносимой в конце каждой службы, на которой звучало его имя, будь то собственно церемония его канонизации или молебны, заказанные женами пьющих мужей^{571}. Она произвела сильное впечатление на Б-ва: он упал в обморок. Когда же он пришел в себя, о. Иоанн уже ушел, однако оставил вместо себя одного из попечителей Дома Трудолюбия, наказав ему дать Б-ву десять рублей и призвать его прийти исповедаться и причаститься. И вновь в повествование возвращается интонация жены героя:

«Эти десять рублей были для Б-ва очень дороги, потому что и он и семья несколько дней уже голодали. Жена откуда-то добыла 50 к. ему на дорогу в Кронштадт, а сама, верно, осталась с детьми без гроша. Счастливый, радостный вернулся Б-в домой. Давно не видала его семья таким. Сейчас же они перебрались в светлую комнату, купили пищи, сапожишки детям. На новоселье все вместе помолились. Раньше у них не было принято читать молитв, в последнее время не было даже иконы. Дети не знали “Отче наш”. Теперь решили молиться все вместе каждое утро и вечер. Тихо, мирно и счастливо прошел этот день»^{572}.

Здесь в жизнеописание алкоголика вторгается третий голос: по воспеванию преимуществ честного физического труда и максимально отталкивающему описанию последствий «культурного» просвещения и легкомысленного образа жизни он напоминает голос Л. Н. Толстого в поздний период его жизни и творчества: