Святой нашего времени: Отец Иоанн Кронштадтский и русский народ

«Батюшка когда я в олтаре после литургии подошел к Вам и стал просить Ваших молитв Вы меня подробно распросили о первой моей поездке к Вам и сказали потому не исцелился что маловерен Батюшка да ведь я бесподобный грешник мирянин и живущий в самом вертепе греховном на почте да и во всю свою жизнь я не имел такого случая который бы утвердил меня в вере. О чем я не просил Господа Бога в своих молитвах никогда не получал желаемого просил св. угодников свщм. Пантелеймона о исцелении меня и тоже не получил до сего время оного просил и других святых угодников и об исцелении меня и о помощи в недостатках и нужде которые совсем меня заели но увы не суждено мне иметь этой радости в жизни… Помолитесь за меня об исцелении а равне прошу утвердить меня и в вере в кот. думаю что утвердится могу исцелением меня это будет факт на всю мою жизнь и кот. разрушил бы все мои еретические мысли. Батюшка сам свящм. Пантелеймон утвердился в вере во Христе тогда когда воскресил мертвого — как же нам-то грешным достигнуть этой благодати если Вы святейший пастырь и живой ходатай за нас грешных не наградит нас…»^{393}

Таким образом, признавая у себя недостаток веры, просители о. Иоанна вполне логично полагали, что подтверждением их веры должно стать исполнение их просьбы. Конечно, можно интерпретировать это как манипулирование; однако все же скорее это — стремление достичь желаемого в рамках православного мировоззрения.

Просьбы о посещении

Хотя считалось, что молитвы о. Иоанна помогают и на расстоянии, большинство людей все-таки предпочитали личную встречу. Однако к 1890-м годам количество желающих настолько возросло, что посещать всех становилось все труднее. Более того, батюшка даже нанял штат помощников, которые занимались расписанием его дел и встреч. На практике это означало, что позволить себе напрямую встретиться с пастырем можно было только при наличии средств. В результате, начиная с 1890-х годов, бедняки практически перестают уговаривать о. Иоанна посетить их лично, а титулованные дворяне из окрестностей Санкт-Петербурга забрасывают его подобными просьбами. Более того, письма от представителей знати начинают поступать в большом объеме только после 1894 г., когда о. Иоанна попросили совершить богослужение у постели умирающего Александра III. Это показывает, что большинство высшего дворянства ожидало знака императорского расположения, прежде чем обратиться к пастырю. Однако, единожды обратившись к нему, они становились его преданными приверженцами и составили влиятельную часть паствы.

Едва ли найдется хоть одно именитое аристократическое семейство, которое бы не просило пастыря о визите: Волконские, Гагарины, Шереметевы, Апраксины, Кропоткины, Ланские, Шаховские, Татищевы, Кутузовы, Римские-Корсаковы, Святополк-Мирские, Оболенские, Багратионы, Лобановы-Ростовские, Трубецкие, Муравьевы, Ольденбургские, Тизенгаузены, Куломзины, Черкасские, Толстые, Ухтомские, Орловы, Голицыны, Танеевы и т. д. Характерно, что представители знати большое значение придавали своим чувствам. В отличие от корреспондентов более низкого происхождения, которые, обращаясь к о. Иоанну, очевидно, испытывали некоторую робость и были предельно лаконичны, титулованные дворяне нередко упоминали о своих чувствах даже в коротких телеграммах — так, например, в 1895 г. князь Барятинский закончил свою телеграмму следующими словами: «Ради Бога, поезжайте, мы все в отчаянии!»^{394} Даже находясь в крайне тяжелой ситуации, они придавали большое значение своим чувствам и полагали, что их чувства не менее значимы и для о. Иоанна.