Святой патриарх

«Плачу и рыдаю» — стонало у него в душе, и он плакал, плакал, как бы предчувствуя, что через несколько дней и его самого будут стрельцы тащить такого же «безобразного, бесславного, не имущего виду» и бросят в общую могилу с сотнями таких же, как и он, «бесславных и обезображенных…».

И вот под заунывный, нестройный, но тем более удручающий душу перезвон колоколов всех астраханских церквей потянулся ряд телег с мертвецами к Троицкому кладбищу, — телега за телегой, по тряской и изрытой водороинами дороге, а трупы в лохмотьях, в красных, изодранных когтями и клювами орлов и коршунов стрелецких кафтанах, точно недобитые и недоеденные, подпрыгивали на этих водороинах и ещё более увеличивали тем ужас общей картины. За ними валил толпами народ, жадный до всякого рода зрелищ, даже до таких, каково было это…

Скоро на кладбище образовалось около десятка высоких земляных бугров.

А к вечеру — новое зрелище. За день воеводы и стрелецкие головы успели снарядить и вооружить до сорока больших морских стругов и посадить на них около трёх тысяч ратных людей — стрельцов и других служилых с князем Львовым во главе. Флотилия эта должна была идти навстречу Разину и истребить его «воровское толпище» до последнего человека.

С возгласами и песнями отплывали стрельцы от Астрахани. Чтобы показать свою удаль, стрельцы, едва отплыли от берега под прощальные выстрелы крепостных пушек, как тотчас же грянули хором любимую тогда всеми ратными людьми «весновую песню», которая в одном старинном сборнике записана была дословно ещё в 1619 году. Запевалой был Костка «гудошник», и он начал подголоском:

«Сотворил ты, Боже,

Да и небо-землю.

Сотворил же, Боже,

Весновую службу.

Не давай ты, Боже,

Зимовыя службы!»

С берега певцам махали шапками, ширинками — это бабы. На соседнем струге подхватили другим хором, низкими голосами:

«Зимовал служба —

Молодцам кручинно

Да сердцу надсадно.

Ино дай же, Боже,

Весновую службу:

Весновая служба —

Молодцам веселье,

А сердцу утеха».

— Любо! любо! — кричали стрельцы из вятичей и ветлужан. — Ай да понизовые! У нас так не сумеют голосом низы забрать.

А понизовые, поощряемые похвалами, наддавали верхними голосами с подголосками:

«А емлите, братцы,

Яровы весельца,

А сядемте, братцы,

В ветляны стружечки.

Да грянемте, братцы,

В Яровы весельца

Ино вниз по Волги…»

— Не вниз, братцы, а вверх! — поправил Костька «гудошник». — Вверх по Волге.

— Ино вверх — точно…

«Сотворил нам Боже,

Весновую службу»

^[136]

.

Князь Львов, сидя под намётом на передовом струге и слушая эту песню, самодовольно улыбался: он видел, что его ратные люди с добрым духом и с «резвостью» идут против вора и злодея Стеньки.

Скоро флотилия князя Львова скрылась из глаз провожавших её астраханцев, а они всё стояли на берегу и прислушивались к молодецкому пению, всё более и более замиравшему вдали.

Флотилии этой, однако, не суждено было воротиться в Астрахань…

Что с нею сталось — это мы узнаем из последующих глав.

XXXIII. «Они там, а мы тут…»

Прошло несколько томительных дней ожидания возврата стрельцов с князем Львовым; но ни стрельцов, ни вестей никаких сверху не было.

Только однажды, на заре, знакомые нам ловцы, закинув тони несколько выше Астрахани, вместе с осётрами и белорыбицей вытащили к ужасу — несколько трупов. Закинули ещё — и опять утопленники!

Но когда хорошенько рассмотрели обезображенные и распухшие да притом изъеденные раками лица мертвецов, то хотя и с трудом, однако же, распознали в них тех стрелецких голов, сотников и дворян, которые отправились против Разина вместе с князем Львовым. Не осталось никакого сомнения, что и эту высылку, состоявшую почти из трёх тысяч стрельцов и других ратных людей, постигла та же участь, какую испытала под Царицыном прежняя высылка из Казани.

Астрахань, таким образом, должна была готовиться ко всему.

— Я давно знал, что так оно и выдет, — лукаво заметил, отпихивая подальше в воду веслом тело одного стрелецкого головы, тот молодой ловец из затинщиков, который охотно ожидал в Астрахань батюшку Степана Тимофеича.

— А ты почём, возгряк, знал про то? — спросил старик рыбак.

— Мне сказывал Костка гудошник, — отвечал малый, — мы-де, говорит, спевку сделали промеж себя и всем нашим головам да сотникам зальём за шкуру сала, штоб они напредки не заедали нашево кормовово да посощново жалованья.

Плывшие по Волге трупы этих голов да сотников были, наконец, усмотрены с берега и в Астрахани и выловлены. Не нашли между ними только князя Львова. Где он? что с ним?..

Ждать спасенья было неоткуда, а тем более из Москвы: не было более пути, по которому можно было бы тайно послать в Москву гонца с вестью о предстоявшей Астрахани гибели, потому что Волга была в руках Разина, а посылать через степь было бесполезно: там по всем направлениям рыскали калмыки, давно озлобленные против русских воевод за их грабежи и притеснения.

Оставалось одно — запереться в городе и укрепиться.