Не могу умолчать о времени пребывания этого праведника у нас в обители в 1908 году. Это было уже последнее его посещение; он был уже очень слаб, почти ничего не мог кушать, мало разговаривал, все больше читал, уединялся, но служил ежедневно в соборном храме, который он всегда так хвалил и о котором говорил неоднократно, что ему легко в нем служить, о чем я уже упоминала. Пробыл он у нас в обители 9 дней, и в день отъезда спросил меня: «Сколько дней я пробыл у вас, матушка?» Когда я ответила, то он продолжал: «Девятины справил по себе, уже больше не бывать мне у тебя. Спасибо тебе, спасибо за твое усердие, за любовь, за все!» Сестры провожали его, как и обычно, с пением и со слезами, – всем было ясно, что бесценный светильник догорает. Когда мы с ним выехали из обители и, миновав деревню Леушино, свернули налево в поля, батюшка стал все оборачиваться назад и глядел на обитель. Предполагая, что он забыл что-нибудь или хочет сказать едущим позади нас, я спросила его об этом, но он отвечал: «Любуюсь еще раз на твою обитель: тихая, святая обитель! Да хранит ее Господь; поистине, с вами Бог!» Теперь эти чудные, отрадные слова служат нам великим, высоким утешением. С пристани Борки мы поехали на пароходе к Рыбинску и вниз по Волге на далекую Каму, куда приглашали батюшку. С нами было 5 сестер-певчих, которые по распоряжению батюшки отправляли на пароходе богослужения и в течение дня пели ему по его желанию. Это оставалось уже единственным утешением из обычного препровождения времени на пароходе. Накануне того дня, когда мы должны были расстаться с батюшкой, он попросил сестер-певчих пропеть все номера Херувимских песней, которые они знают. Таковых набралось очень много (так как ноты были с собою), и сестры, став подле батюшки, начали петь. Когда дошла очередь до Симоновской Херувимской, батюшка сказал: «Это моя любимая песнь, я сам ее пел еще будучи мальчиком», и попросил ее повторить. Затем попели по назначению же батюшки: «О Тебе радуется» и «Высшую небес». Батюшка во все время пения сидел в кресле у борта парохода, закутанный в теплую рясу, и, сидя, регентовал правой рукой своей и подпевал. Когда пропели «Высшую небес», он заметил: «Это хорошо, но уже новый напев, а я певал иначе», и он своим мелодичным, но уже старческим, дрожащим голосом пропел всю эту песнь до конца, т. е. «во еже спастися нам». Все прослезились, да и могло ли быть иначе? Пропев, батюшка встал и, обратясь к певчим, произнес: «Ну, дай Бог и нам всем спастися! Спасибо вам, сестры, за ваше прекрасное сладкопение, которым вы и всегда утешали меня». На следующий день мы с батюшкой расстались. Это было 6 июля 1908 года.
Заканчивая эти записи бесед моих с незабвенным батюшкой Иоанном, я считаю нелишним прибавить, что цель издания настоящих записей – единственно поделиться с верующими людьми этим духовным сокровищем, так как и они могут почерпнуть из них немало назидательного. Я здесь открывала перед батюшкой свою душу, что не стеснилась передать и читателям; но ведь и они – люди, на земле живущие и тоже обложенные немощами, потому будут снисходительны и к моим недостаткам. Прошу верить всему здесь написанному, принимая во внимание, что у меня не могло быть никаких побуждений говорить неправду на усопшего, уже предстоящего лику Божию. Если бы я написала это при жизни его, то еще можно было бы заподозрить меня как сторонницу и почитательницу батюшки, но и это было бы несообразно с моими воззрениями, ибо я не могу не понимать важности данного вопроса, и в мои преклонные годы это было бы непростительно. Мне уже 70, я готовлюсь последовать за батюшкой в вечность.
Из воспоминаний Н. Т.
В первый раз увидел я отца Иоанна у тетушки, графини Тизенгаузен. Старушка жила в антресолях Зимнего дворца со своей племянницей Ниной Пиллер, которая была безнадежно больна. Помолиться об ее выздоровлении и был приглашен отец Иоанн, который произвел на меня сильное впечатление. Он обратился к больной, а затем и к присутствующим с речью, убеждая всецело положиться на волю Божию и отдаться с покорностью Его благому Провидению. После этого он пригласил всех помолиться о больной и начал читать импровизированную и прочувствованную молитву, тронувшую всех до слез. Плакала больная, плакали присутствовавшие, плакал и сам отец Иоанн. После молитвы он благословил больную, обещал о ней еще молиться, когда будет служить литургию, и ободрил всех ее близких. Всем он советовал молиться, но не ждать чуда и не видеть в христианской кончине чего-нибудь ужасного, а каждому быть всегда готовым к смерти, только бы это была смерть праведная.