Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды

Субсидия, отпускаемая по Высочайшему повелению… 1 000 руб.

От Ее Императорского Высочества великой княгини Александры Иосифовны… 200 руб.

От Его Императорского Высочества великого князя Александра Михайловича… 100 руб.

От Петергофской земской управы… 250 руб.

От разных лиц на Попечительство… 417 руб. 20 коп.

От разных лиц на устройство лампады перед образом Спасителя в «Доме трудолюбия»… 35 руб.

От разных лиц по завещанию… 175 руб.

Членского взноса от 103 человек… 534 руб.

Вынуто из кружек… 975 руб. 73 коп.

Пожертвования протоиерея И.И.Сергиева… 43 963 руб.

По изданию бесед протоирея И.И.Сергиева… 2 338 руб. 40 коп.

Итого: лично от отца Иоанна Кронштадтского Дом трудолюбия в тот год получил около 46 000 рублей. То есть 90 % всех доходов. И так повторялось из года в год…

Глава пятая НЕВЫРАЗИМО БОЛЬНО

Что я такое? Один из 4-х сыновей отставного полковника, оставшийся с 7-летнего возраста без родителей под опекой женщин и посторонних, не получивший ни светского, ни ученого образования и вышедший на волю 17-ти лет, без большого состояния, без всякого общественного положения и, главное, без правил… Посмотрим, что такое моя личность.

Из дневника Льва Толстого 1854 года

ЧЕГО БОЯЛСЯ ЛЕВ ТОЛСТОЙ?

В это трудно поверить, но главной проблемой личности молодого Льва Толстого было то, что ему казалось: в нем вовсе нет никакой личности. Не человек, а какой-то пестрый клубок всевозможных родных и чужих влияний, на который наматывали свои разноцветные нитки все кому не лень – братья, тетушки, учителя, гувернеры, дворовые люди.

Американский славист Дэниел Ранкур-Лаферьер в работе «Лев Толстой на кушетке психоаналитика» на основании тенденциозно подобранных признаний из писем и дневников Толстого нашел в писателе целый букет психических патологий: мазохизм, нарциссизм, гомосексуализм, матереубийственный комплекс и проч. и проч. Читая этот научный труд, поневоле начинаешь сомневаться: неужели это тот самый Толстой, которого хорошо знали, с которым годами общались отнюдь не глупые и не наивные люди, включая жену, сыновей и дочерей, биографов, секретарей? Неужели никто из них не смог разглядеть в Толстом всех этих отклонений и патологий? Неужели он был настолько искусным лицемером, что сумел провести всех родных, всех учеников и соратников, даже известных писателей (и таких глубочайших психологов, как Чехов и Горький)? Только Лаферьера – не смог…

Но одна патология, на которую обращает внимание Лаферьер, у Льва Толстого, несомненно, была. Это низкая самооценка и потребность во внимании других. Даже в преклонном возрасте он признавался: «Я всегда, до самого последнего времени, не мог отделаться от заботы о мнении людском». В ранние же годы это была настоящая му́ка его: он постоянно сравнивал себя с другими мужчинами и всегда не в свою пользу. Поэтому он и стремился многим подражать, начиная с членов семьи и кончая своими товарищами, сослуживцами по армии, светскими волокитами.

Человек, которого подозревали в гордости, на самом деле был низкого о себе мнения.

Его потребность в «мнении людском» проистекала не из тщеславия, а от боязни, что его внешний облик не совпадает с его внутренним самоощущением. Это мучительное раздвоение между внешним и внутренним непрерывно терзало Толстого. Знаменитый «арзамасский ужас» был не чем иным, как аутофобией, то есть самобоязнью, патологическим страхом Толстого перед самим собой, оказавшимся в ситуации внезапного одиночества.

Психологам прекрасно известно, что аутофобией страдает множество людей, ни один из которых никогда не станет Толстым. Самые обыкновенные люди однажды задают себе вопросы: кто они? почему их зовут так, а не иначе? почему они здесь, а не там? почему делают то, а не иное? словом, почему они – это они?