Святой: русский йогурт

«Ну Толик и жучара, — без зависти подумал Рогожин, вернувшись под обжигающие, тугие струи душа. — Менеджер по продаже! Звучит! Был офицером Советской Армии, стал представителем американской компании. Скажи о такой перспективе тогда, в училище, мгновенно бы комиссовали как идиота с шизофреническими фантазиями».

Дирекция гостиницы экономила на отоплении.

В номере было прохладно, и Дмитрий, плохо вытершийся маленьким махровым полотенцем, покрылся гусиной кожей. Он завернулся в одеяло, лег на кровать.

Листовка рекламного проспекта, отпечатанного на глянцевой бумаге, оказалась под рукой.

— Полюбопытствуем, на кого работает Толик! — пробормотал Рогожин, рассматривая текст, набранный мелким шрифтом.

"…Кларк Остин, основатель транснациональной корпорации, являющейся символом Соединенных Штатов, создал эликсир бодрости «Стар-дринк» в отцовской аптеке. Секреты изготовления напитка он перенял у индейских врачевателей племени семинолов, дававших пить настой из трав воинам, вступившим на тропу войны и не знавшим поражений.

«Стар-дринк» — это победа!

«Стар-дринк» — дух Америки!

Она вобрала в себя аромат прерий, утреннюю свежесть Скалистых гор, солнце Калифорнии. Пей «Стар-дринк»! Момент для этого подходящий. Пей «Стар-дринк» — и ты почувствуешь себя стопроцентным американцем. Пей «Стар-дринк» — и ты будешь свободным!"

Рогожина едва не стошнило от рекламного бреда, растиражированного в десятках тысяч листовок.

— Промочи горло «Стар-дринк», и все твои проблемы побоку! — перефразировал рекламные призывы Дмитрий, разрывая глянцевый буклет на узкие полоски бумаги…

— Дорогие граждане нашего города! — Девичий голос, обезображенный усилителем, заставлял дребезжать оконное стекло. — Перед вами выступит мэр города, которому мы благодарны за этот чудесный праздник, Валерий Александрович Сапрыкин. Поприветствуем…

Дмитрий, присев на подоконник, с высоты второго этажа обозревал трибуну, ожидая появления мэра.

Высокий, неплохо сложенный мужчина в ладно сидящем костюме и расстегнутом светлом плаще подошел к микрофону. Его единственным недостатком была лысина, прикрытая редкими прядями волос. Ветер поднял эту маскировочную прядь, поставив ее торчком, тем самым придав городскому голове сходство с вождем папуасов. — Внешне Сапрыкин напоминал президента одной из западных республик бывшего Союза. Та же прилизанная прядь от уха до уха, пышные усы, вытаращенные глаза и спортивная фигура. Даже речь была похожей: фальшиво-трогательной, с гавкающими интонациями человека, которому абсолютно нечего сказать, но выступать надо. Он заводился постепенно, выдавая в микрофон банальный набор фраз о демократии, светлом будущем города и его великом прошлом.

У подножия импровизированной трибуны умирал от скуки персональный телохранитель Сапрыкина, флегматичный амбал ростом с маленькую гориллу. Он беспрестанно зевал, не прикрывая широченную пасть рукой. Когда приступы зевоты проходили, принимался ковырять в носу. Иногда взглядом сторожевого пса телохранитель простреливал толпу.

После смерти Хрунцалова следовало быть начеку.

Но обстановка празднества расслабляла. На трибунах, в театральных ложах, на митингах убивали царских министров, пролетарских вождей и президентов, когда покушению придавали политическое значение.

Банкиров, мэров и бизнесменов в новой России мочили в подъездах их собственных домов, поднимали на воздух машины, стреляли по окнам офисов. Убийство стало будничным ремеслом, выполнявшимся без лишнего шума и театральных эффектов.

Окончательно обалдев от лившегося рекой словоизвержения своего патрона, телохранитель, нацепив на нос черные очки и скрестив на груди руки, навалился спиной на дощатый бок трибуны. Застыв в позе отдыхающего Геракла, он изредка цыкал на неугомонных мальчишек, стайками перебегавших перед трибуной.

Сапрыкина охватил приступ красноречия. Казалось, еще немного — и он проглотит микрофон.

«Трепло! — дал свою оценку Рогожин. — Пора, Дмитрий, разрубить узел одним ударом. Этого пустобреха надо скрутить в бараний рог…»

Довольный собой, Валерий Александрович Сапрыкин сошел с трибуны, полагая, что его речь имела успех у слушателей. Вялые аплодисменты подняли настроение преемнику Хрунцалова. До знакомства с Петром Васильевичем он был мелким служащим в управлении горпищеторга, давившим от скуки мух на оконном стекле.

Хрунцалов через него передавал взятки начальнику управления, распределявшему спиртное в магазины, где директора были своими людьми. Когда торгашей разоблачили парни из ОБХСС, Сапрыкин на допросах свалил всю вину на своего непосредственного начальника, выводя Хрунцалова из-под удара.

Смыв вину безупречным трудом на стройках народного хозяйства, а конкретнее, во вредном цеху химического комбината Кандалакши, Валерий Александрович, заслуживший на зоне кличку Валик-Фарш за пресмыкательство перед лагерной администрацией, вернувшись, ползал перед Хрунцаловым на брюхе, моля отплатить добром за добро.