Святой Шарбель. Новый взгляд

Не только редкие визиты двух братьев матери – отшельников накладывали отпечаток на детское видение мира. Не так далеко от Бекаа-Кафра Долина Святых, одна из самых почитаемых в мире христианских святынь, там в первые века христианства скрывались христианские священники, собирая в своем укрытии учеников – первых отшельников и монахов.

Ливанская земля очень камениста. Ливанские крестьяне сочинили поговорку – если с вечера убрать с поля все камни, утром они обязательно появятся. Казалось бы, эта выжженная солнцем каменистая земля никогда не сможет стать плодородной. Только чудо может заставить ожить эту землю. Но людям, которые здесь родились, выбирать не приходилось. Поколения ливанцев отдавали каменистой пустыне свою силу и молодость, превращая ее в плодородную пашню. Виноградники, фиговые плантации – сегодняшний ливанский пейзаж.

Ливанская земля – ничто без воды. А найти воду в каменистой земле, выстроить и протянуть водопровод – иногда дело всей жизни. В самом монастыре святого Шарбеля, в Аннайе, можно видеть чудо, сотворенное руками монахов-маронитов, – водопровод, который святые отцы тянули по пустыне 19 км. И сегодня вода из этого водопровода, выстроенного подвигом рук и духа и молитвой, считается святой.

Антуан и Бригитта – родители Юссефа – жили со своими пятью детьми в этом каменном двухэтажном доме, который время милостиво сохранило для паломников последующих столетий. Набожностью отличалась вся семья Макхлоуфов. И если отец Юссефа, Антуан, с утра до ночи был озабочен хлопотами по хозяйству, то мать, Бригитта, сколь бы ни был утомителен ее день, не могла вечером, подобно земле без воды, обойтись без молитвы. Не то, чтобы она была фанатичкой, – молитва была духовным светом, озаряющим ее нелегкую жизнь. Дети – четверо сыновей и дочь – должны были свято соблюдать незыблемое правило – во время материнской молитвы нельзя дергать и тормошить мать, что бы ни случилось. Все неурядицы в это время приходилось улаживать им самим.

Сохранилось предание о том, как однажды вечером, покормив и обиходив детей, Бригитта опустилась на колени перед статуей Девы Марии, особенно почитаемой в семье. Опускалось солнце. Дети, которые успели заскучать, сидя в тишине, подумали, что мать молится слишком долго. Может быть, задремала, уткнувшись лбом в подножие статуи, измученная хлопотами тяжелого знойного дня. Некоторое время дети сидели в молчании, а потом единственная дочь Бригитты, ее, по всеобщему признанию, любимица, подошла к матери и тронула ее за руку, полагая, что мать уснула. Ну и гневной же тирадой разразилась в ответ стремительно обернувшаяся Бригитта! С негодованием она, не вставая с колен, громко обрушилась на детей, недоумевая и распаляясь: как, десятки раз она твердила им, что для нее нет более важных и наполненных светом и смыслом мгновений, чем те, когда она на коленях беседует с Господом. Как посмели они, дети, тронуть и отвлечь ее в эту святую минуту, когда она, как многократно было им говорено, никого не видит и не слышит? Обиде и негодованию матери не было предела. Со слезами раскаяния маленькая девочка, а с ней и напуганные вспышкой матери мальчики стали просить прощения у Бригитты. И, как гласит предание, ни до, ни после сдержанной и суровой Бригитте не приходилось так бурно проявлять недовольство своими детьми. Истово верующая женщина не знала тогда, что ей уже воздалось за ее страстную всепоглощающую веру – она стала матерью будущего святого, тихого темноглазого мальчика, который в эти минуты вместе с братьями и сестрой просил у матери прощения за то, что оторвал ее от молитвы.

Соседи Антуана и Бригитты оставили потомкам воспоминания о том, что семью родителей Юссефа отличали не только набожность, доходящая подчас до аскетизма в повседневной жизни, но и трудолюбие. Эти люди много работали и искренне стремились накопить денег, чтобы облегчить в будущем жизнь их детям.

Однако они не предполагали, что об одном из детей, о Юссефе, им не придется заботиться. Хотя и настораживало их многое в этом ребенке. Даже черты лица у него были странные – непохожий на отца и мать, он вообще не казался деревенским мальчиком. Подобно матери, он много и часто молился, особенно на пастбище, где пас коз, и много молчал. Соседи и родители редко слышали, чтобы он щебетал с другими детишками. С братьями и сестрой он тоже старался проводить поменьше времени, казалось, только возможность быть одному, только молчание и одиночество делают его счастливым. Но кто сможет дерзнуть сказать теперь, что в часы своего долгого молчания, столь тягостного обычно для других детей, этот необычный мальчик был один? Кто знает, чьи голоса слышались ему, какие видения его посещали, когда взрослым случалось заметить, что Юссеф надолго замирает посреди пастбища, подняв глаза к небу? С кем говорил он, от кого получил, возможно, тайный знак предопределенности своей будущей святой судьбы?

Белорусская девочка – «дитя Шарбеля»