Святой вечер

— Дальше я сам, миссис Мактавиш. Спасибо. — Власть и контроль исходили от каждого его слова. Неудивительно, что женщина просто кивнула, а затем выскочила из комнаты.

Он сократил расстояние между нами, заставив меня отодвинуться назад, пока я не оказалась зажатой между ним и стойкой в ванной. Он был так близко, что каждый раз, когда я вдыхала, сладковатый аромат спиртного, которое он пил, наполнял мои легкие. — Она тебе не поможет. — Он наклонился, позволяя своим губам коснуться раковины моего уха. — Единственный, кто может спасти тебя, — это я.

Это было забавно, учитывая, что он был тем, от кого мне нужно было спасаться.

Его рука переместилась на мою грудь, затем под край шелкового халата, сдвигая ткань в сторону. На кончике моего языка вертелись слова — много слов. Но во рту пересохло, и мои губы разошлись в молчании.

Его прикосновение вызвало дрожь по позвоночнику и одновременно обожгло мою кожу, как что-то запретное, но таинственное.

— Нам нужно это убрать, — сказал он, проводя кончиком пальца по порезу, начинавшемуся у ключицы, но остановившемуся чуть выше груди. Его взгляд задержался там на секунду. Как будто он размышлял о том, чтобы пойти дальше, но решил не делать этого.

Я сглотнула. — Нам не нужно ничего делать. — Я тяжело вздохнула. — Я могу сделать это сама.

Один уголок его рта наклонился в ухмылке. — Отлично. Приведи себя в порядок и встретимся внизу, в библиотеке. — Он опустил руку. — Это не должно быть трудным, чтобы найти. Это комната со всеми книгами.

Он вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Наконец, я осталась одна. Одна, испуганная и отчаянно ищущая спасения. За свои семнадцать лет жизни я многое повидала и все преодолела. Но не это. У меня было плохое предчувствие, что я этого не переживу.

Глава

14

Лирика

Я содрала халат со своего тела, желая разорвать его в клочья и никогда больше не видеть. Затем я шагнула в ванну, сначала одной ногой, потом другой, опустилась и позволила горячей воде окутать меня.

Порез жгло, но только секунду. Мое тело быстро немело, и я желала, чтобы мой разум поскорее сделал то же самое. Потоки крови растекались по воде, пока меня не окружила розово-красная лужа. Это напомнило мне прошлый День святого Валентина, когда Линкольн наполнил ванну водой и лепестками роз, а затем окружил нас свечами. Это был один из редких случаев, когда он позволил мягкости взять верх над грубостью. Боже, я бы все отдала, чтобы вернуться в тот момент.

Я погрузилась в воду еще глубже, пока над водой не остались только лицо и колени. Мои барабанные перепонки пульсировали от погружения в воду. Только звуки моих мыслей звучали в моей голове — голоса, напоминавшие мне, что выхода нет, что я каким-то образом споткнулась, упала и оказалась в центре ада. Он выглядел как рай, но это все было частью игры дьявола, не так ли?

— Ты на другом конце света. Дороги домой нет, — говорили мне голоса. — Выхода нет.

Выхода. Нет.

Мое сердцебиение становилось все громче в отголосках воды.

Это было безнадежно. Борьба, которая бушевала во мне в тот день в доме Киптона, теперь ослабла.

Кем я себя возомнила, противостоя кому-то достаточно могущественному, чтобы заставить замолчать целую нацию?

Я не пропала. Никто не искал меня. В глазах всех, кто был мне дорог, меня не было.

Даже маленькая старушка с добрыми глазами не помогла бы мне. Я была в ловушке, и мысль об этом была удушающей.

Мрачные мысли взяли верх, утопив меня так уверенно, как только могла утопить эта вода.

Подождите.

Другой голос прошептал: «Есть один выход».

Если бы я только погрузилась чуть глубже. Если бы я опустилась чуть ниже. Если я задержу дыхание и позволю воде забрать меня.

Никто бы меня не хватился. Они уже думали, что я умерла. Теперь это была моя жизнь. Как же это было хреново. Я могу умереть, и это будет совершенно бессмысленно, потому что они уже украли это у меня.

Упала первая слеза. Затем вторая.

Вскоре я уже не знала, где кончаются слезы и начинается вода в ванной. Мое тело сотрясалось от каждого душераздирающего всхлипа. Грудь болела, а тело болело так, как будто меня сбил товарный поезд. Все болело. Я подняла руку, чтобы прикрыть рот, боясь, что кто-нибудь услышит, как горе покидает мое тело в страшных рыданиях. Я не хотела, чтобы они видели, что сломали меня.

Я кричала на свою руку, потому что внутри меня словно кипел яд — ярость, разочарование, отчаяние, и мне нужно было выпустить все это наружу.

Меня отдали в руки незнакомца, который, казалось, не способен чувствовать ничего, особенно любовь. Не будет никакого колледжа. Я не стану преследовать свою мечту — стать женщиной-адвокатом. Я не посмотрю в глаза любви всей моей жизни в день свадьбы. Возможно, у меня даже не было бы детей.

Я смотрела в свое будущее и видела... ничего.

У меня ничего не было.

Рыдания стали более сильными. Боль раскалывала мою грудь. Рука, закрывающая мне рот, была вся в соплях и слезах. Вода плескалась, когда я трясла плечами, смывая все это.