Прискакал он с особым чувством, и Святополк сразу угадал мысли переяславльского князя, когда тот, широкий, крепкокостный, раскрасневшийся после скачки, вперевалочку взошел в палаты. Владимир был раздосадован и недоволен делами Святополка, но старался скрыть свои истинные чувства. Однако нетерпеливая радость - не прошло и полугода, как он снова понадобился Киеву, и теперь все поймут, кто достоин золотого стола! - была слишком сильна и порой проскакивала огоньками в светлых глазах и дрожью в низком, хорошо поставленном голосе. Святополк был от того же волнения бледен, и эта разница в сочетании с его высоким ростом, худощавостью и темными длинными волосами разительно бросалась в глаза.
Едва переступив порог монастырской трапезной, где его ждали князь и бояре, Мономах набросился на Святополка с упреками:
- Ну как же можно было быть столь неразумным, брат? Кто же сейчас спорит с половцами, когда они сильны, а мы разобщены? Прошлые два года были неурожайны, люди обнищали, брать с них нечего! А тут еще и поганые пришли! Совсем загубить землю хочешь?
За спинами князей стояли их бояре, тут же находились Ян Вышатич и Никифор Коснятич с киевлянами. Святополк тревожно стрельнул взглядом из-под бровей - понимают ли они, что Владимир нарочно поливает старейшего брата грязью? Он подозревал Мономаха и, жалея о том, что послал за ним, приготовился не соглашаться с ним ни в чем.
- Поганые губят землю, - возразил он.
- А мы им в том своими вечными которами[16]
споспешествуем! - с горечью и торжеством возгласил Мономах. - У земли сил нет, а мы последнее отбираем!- Уж не меня ли ты, князь, считаешь виновником оскудения земли? - огрызнулся Святополк. - Мои тиуны разве грабили народ последние пять лет? Я водил поганых на Русскую землю?
- При отце твоем ляхи в Киеве бесчинствовали! - немедленно откликнулся Владимир. - А латиняне совсем было власть взяли! Еще бы немного - и отняли у нас веру Христову, православную!
И Владимир с чувством перекрестился на видимые в небольшом окошке кресты Михайловского собора. Некоторые бояре последовали его примеру.
- А на Нежатиной Ниве…
- На Нежатину Ниву Святославичи половцев вели! - возразил Святополк. - А ты после поганых на Всеслава водил! Сколь городов пожег, сколько русских людей по твоему попустительству в полон угнано погаными?
- А по твоему еще более сгинет сейчас, когда половцы на Русь пришли! - Владимир стремительно прошелся туда-сюда перед неподвижно стоявшим Святополком. Хотя для князей поставили стулья, ни один не присел, и бояре продолжали стоять столбами, переминаясь с ноги на ногу и переглядываясь. - Мириться с ними надо, пока не поздно! Пусть заберут то, что уже взяли, а мы еще добавим даров для ханов! Я пошлю в свой Смоленск и Новгород. Мстиславовы бояре соберут дары, Ростов и Суздаль тоже поделятся. Повинимся перед ханами, мачеха моя перед кем надо слово замолвит - утвердим мир Руси с Диким Полем!
Говоря, Мономах все мерял и мерял шагами трапезную, и Святополк, следя за его мельтешением, чувствовал раздражение.
- Не желаю я мира с погаными! - сказал, как отрезал, он. - Бить их надо!
- Плетью обуха не перешибешь!
- Земля встанет…
- Киевская? На колени она встанет! Перед погаными!.. - чуть не закричал Мономах. - Это осиное гнездо сейчас только чуть раздразни - налетят на нас все их колена, сметут с лица земли! Какой же ты князь, коли этого не понимаешь?
- Да если бы не ты, я бы не стал даже вспоминать о тебе! Твоя да отца твоего вина в скудости Киевской земли - вы ее истощили!
Мономах прекратил бегать по трапезной, остановился перед Святополком.
- Мы? - чуть ли не прошипел он.
- А то кто же? Мнишь, не ведаю я, каково последние годы стрыевы мужи на Киевщине похозяйничали? Пока отец твой дряхлел, ты под себя самые богатые земли подмял, в то время как исстари повелось - у Киева больше всего земли! Новгород должен быть моим - почему там сидит твой сын? А Чернигов? Почему он под твоей рукой?
- Потому что я сильнее!
Разволновавшись, Мономах побледнел, а Святополк, наоборот, побагровел. Последние слова прозвучали для него пощечиной, и хотя он был уверен, что Владимир нарочно говорит ему все это, чтобы вывести из себя, но уже ничего не мог поделать. Он уже вскинулся навстречу Мономаху, уже с уст его было готово сорваться гневное слово, но тут неожиданно вскинул обе руки Ян Вышатич.
- Братья-князья! - басом провозгласил он, и все невольно повернулись в его сторону, даже случившиеся поблизости монахи робко заглянули в двери трапезной. - Почто вы тут спорите, когда поганые губят землю? Коли есть между вами немирье, так после уладите, а ныне ступайте на поганых либо с миром, либо с войной!
- Я свое слово сказал - быть войне! - тут же вставил Святополк.
- А я уверен, что сейчас надо решать дело миром, - гнул свое Владимир.
- Ты? - Святополк нашел, за что зацепиться. - Коий чуть ли не полжизни в походах провел? Уж не боишься ли ты поганых?
Владимир побледнел так, что все невольно встревожились. С великим трудом он смирил себя и процедил:
- От боев никогда не бегал и бегать не буду.