Святополк Окаянный

«Но главное, — продолжает неторопливо думать Ярослав, — дороги раскиснут. И пока лед не сойдет с рек, сообщение между городами прервется... Надолго прервется!»

На этом мысли запнулись, и всплыл холодный вопрос: но вот какая выгода ему будет от этого? Ведь должна же быть какая-то выгода.

Хотя и недолго Ярослав княжил в Новгороде, а пришелся ему по душе местный торгашеский дух, — во всем должна быть выгода.

Тем временем, пока князь любовался природой, воевода Будый, сидевший за столом, на котором ворохом грудились желтые пергаментные свитки и белые клочки березовой коры с записками, рассказывал последние вести из Киева, где у него были «добрые» друзья-осведомители, регулярно присылавшие весточки.

Разговор шел тайный, поэтому проходил в личной комнате Ярослава, спрятанной глубоко в недрах княжеского дворца.

Комната была в меру просторная, с большим окном из круглых небольших разноцветных стекол, из которых складывался рисунок в виде плывущей в море ладьи. Середину комнаты занимал крепкий стол с гладкой темно-матовой стольницей. На столе кроме пергаментных свитков и берестяных грамот стоял глиняный кувшинчик с вином в окружении серебряных стопок. На лощеных боках кувшинчика краснел изящный виноградный узор.

Под столом скрывалось несколько табуреток с мягким сиденьем, покрытым красным бархатом.

У стен стояли две длинные широкие лавки — на лавках можно было спать. На одной распласталась мохнатая медвежья шкура. К свободной стене прикреплен для красоты красный круглый щит с княжеским знаком и несколько блестящих мечей.

Кроме того, на одной из стен были сооружены полки для записок. А в углу под потолком слабым красным светом лампады освещалась икона в золотом окладе и с самоцветными камнями. За золотом с трудом различалось изображение человека, точнее — его большие грустные глаза, смотрящие проникновенным взором.

Ярослав, продолжая глядеть в окно и думая о своем, рассеянно слушал воеводу. Будый читал цены на киевском торгу. Цены не очень интересовали Ярослава, и слушал он лишь для того, чтобы составлять представление о настроениях горожан.

Ведь известно, что настроение смердов больше всего зависит от цены на хлеб.

Слушая монотонное перечисление цифр, Ярослав машинально отмечал, что цены в Киеве были не выше и не ниже, чем в прошлом году, а значит, киевляне были спокойны и ничто не предвещает волнений.

Но вот Будый закончил нудное чтение, отложил свиток в сторону и, пристально глядя в спину князя, тихо кашлянул и гулко проговорил:

— А еще сообщают, что Владимир часто болеет. Однако он все еще в силе и может прожить долгое время.

А вот это было крайне важно! И Ярослав отвернулся от окна, отчего его лицо скрылось в тени, тяжело почему-то вздохнул и широко перекрестился на угол с лампадой.

— Слава Богу!

— Что ж — слава Богу! — подтвердил с иронией Будый, поднявший голову от свитков. В его словах, произнесенных с изрядной долей иронии, сквозило недовольство делами господними, который давно уже грозился, но никак не мог призвать к себе властителя Руси. Об этом они не раз с неудовольствием говорили с Ярославом.

Будый очень хорошо знал Ярослава. Ярослав скрытен по характеру и коварен, но таким князь и должен быть. Власть не любит простодушных и честных, потому что благими намерениями устлана дорога в ад. Только со своим воспитателем Ярослав бывал обычно откровенен.

— Отцы должны вовремя уходить, чтобы не мешать детям строить свою жизнь, — проговорил, вспоминая прошлые разговоры, Будый.

Ярослав подошел к столу и сел на табурет напротив воеводы. Но ничего не спросил, только глядел серыми, широко расставленными, в отца, холодными глазами.

Заметив недоуменный взгляд Ярослава, Будый, отодвинув рукой от себя свитки, так что они скучились в одну гору и некоторые из них упали на пол, с многозначительностью в голосе промолвил:

— Борис уже водит вместо Владимира его дружину. И года через два он полностью заменит Владимира. Святополк, как старший сын, имеет полное право на киевский стол, однако Владимир, по нашей кляузе, держит его вместе с женой взаперти в Вышгороде два года, хотя и хорошо знает, что обвинения, предъявленные им к Святополку напрасны. Владимир из этого сделал выгоду своему любимому Борису. И нам была бы выгода, если бы Владимир благополучно отбыл в иной мир до того, как выпустит Святополка из-под замка. Мы дружиной взяли бы Киев себе, — пока Борис молод, ему не справиться с нами. Однако время идет, Владимир жив, и это не в нашу пользу. К тому же Болеслав рассердился, что Владимир без вины держит его зятя и дочь под замком, и начал опустошать не только западные земли, но и вторгается в Киевскую землю. Поэтому Владимиру придется все равно выпустить Святополка и его жену из-под замка.