Святополк Окаянный

— Ну, у тебя вроде как у князя, — польстил захмелевший Ждан хозяину, не подозревая, что упоминанием о князе ранит и без того изболевшееся сердце дочери.

— Ну будет, — сухо сказала Лада. — Вставайте, надо детей кормить. Светозар, зови всех.

— Гляди, уже и за вожжи взялась, — усмехнулся благостно Ждан, поднимаясь из-за стола. — Давай, доча, хозяйствуй, а мы пойдем с матерью.

— Пусть и Непроса с Нетребой идут сюда, — наказала Лада родителям. — Всех покормлю.

Лютый проводил сватов до калитки, прощаясь, опять кланялся, благодарил растроганно:

— За Ладу спасибо вам великое. Не беспокойтесь, буду беречь как зеницу ока. И Светозара, ежели что…

— Тпру, зятек, — перебил его Ждан. — Я тебе говорил и еще раз, последний, скажу: о Светозаре чтоб боле не заикался, то мой сын. Понял?

— Молчу, молчу. Ждан. У меня вон двое своих парней.

— Вот и подымай своих. И еще с Ладой хошь десять стругайте, но чтоб мово ни-ни, — и Ждан корявым пальцем поводил перед носом Лютого.

А меж тем Лада усадила за стол детей всех без разбора, кормила кашей, рыбой, причем для Кочета и Светозара сама выбирала кости, чтоб они не подавились. Откормя, сказала сестрам:

— Ступайте домой, возьмите и Светозара.

Вышла проводить их, Светозар спросил:

— Мам, ты не пойдешь с нами?

— Нет, сынок, — присела перед ним Лада, погладила по лицу. — Ты же видишь, у Кочета нет мамы. А хорошо ли это, сам посуди?

— Плохо, — вздохнул Светозар.

— Вот видишь. У тебя вон и баба, и тятя, и Непроса с Нетребой. А у него? И потом, я всегда буду твоей мамой, сынок, всегда буду рядом.

Лада поцеловала сына, крепко прижала к себе. Лицо ее было мокро от нахлынувших слез.

— А зачем же ты плачешь, мам?

— Это я так, — поднялась Лада, быстро отерев ладонью щеку. — Идите.

Она вернулась в избу. Лютый, уложив детей на полу на тулуп и укрыв рядном, сам уже лежал на ложе. Горела свеча на припечке.

Лада прошла в куть, стала убирать там тарели, ложки, туески и горшки на полки, под лавки, вытирать стол. Видно было, что она умышленно затягивает время.

— Да ладно уж, ложись, мать, — сказал ласково Лютый— Спать пора.

— Я тушу огонь.

— Туши, туши. Ложись.

Она задула свечу, разделась в темноте, подошла к ложу.

— Тебе где лучше: у стенки или с краю? — спросил Лютый.

— У стенки.

Она полезла через Лютого и еще не успела умоститься, как тут же явился, перелезши через отца, Кочет.

— Я с Ладой хочу спать, — заявил он решительно, прижимаясь к ней. — Правда, Лада, ты со мной будешь? Да?

— Да, да, милый, — отвечала Лада, прижимая ребенка к себе. — G тобой будем, с тобой.

— И сказки мне будешь сказывать?

— И сказки буду сказывать, милый.

Возвращение

На становище князя Илдея приехал посланец великого князя Владимира Ян Усмошвец. Приехал не один, привез его сына Загита, бывшего в Киеве заложником.

— Вырос-то, вырос как. И не узнать, — дивился Илдей, обнимая дорогого юношу.

Отвык от брата и Артак, но обнимал его с искренней радостью. Черноглазая Нанкуль пряталась за завеской и, хотя знала, что Загит ее брат родной, стеснялась его как чужого. Она помнила его сопливым мальчишкой, а тут приехал взрослый мужчина, уже и с усиками. Встретила бы в степи, ни за что не узнала.

Илдей понимал, раз вернули из залога сына, значит, грядет что-то нехорошее. Возможно, даже набег русских дружин на его кочевье. Это ясно как день. И тогда жди беды.

Однако расспрашивать гостя о причине возвращения заложника не стал. Усадив в кибитке на кошму, угощал хмельным кобыльим молоком, расспрашивал о дороге, о здоровье гостя и его господина, великого князя.

— Великий князь, слава Богу, здоров, — отвечал Ян, — но вот великая княгиня совсем плоха. Из-за этого я и приехал, Илдей, чтоб Бориса забрать с матерью проститься.

— A-а, а я-то думал… — протянул Илдей. Но о чем думал, не сказал князь, а заговорил о Борисе: — Жаль нам будет с Борисом расставаться, привыкли мы к нему. Полюбили как сына. Но мать есть мать, с ней надо проститься.

— Но великий князь надеется, — продолжал Ян, — что мир меж ним и тобой все равно будет сохранен.

— Это само собой, дорогой гость. Мне с русскими торговать выгоднее, чем воевать. Они у меня скот покупают. Я не Родман, чужого не хочу.

— Родмана освободили.

— Знаю. Выкупили соплеменники. А ведь я отговаривал его от набега, за Загита боялся. Еще подумает великий князь, что мои воины набежали.

— Нет. Великий князь сразу понял, что это не ты. А потом я самого Родмана ему приволок.

— Ты его пленил? — удивился Илдей.

— Я.

— Ты молодец, Ян. Тебя вся степь чтит после того единоборства. У нас шибко уважают сильных и храбрых.

Повеселел Илдей и от крепкого кобыльего молока, и от новости хорошей, что не для ссоры разменивают заложников.

— Ты пей, пей, Ян, — подливал сам Илдей гостю ядреный напиток. — Поди, князь Владимир Борису уже и удел приготовил?

— Да, он уже ему город назначил.

— Какой?

— Ростов.

— Это где же?

— Это далеко. За лесами, на юг, неделю скакать надо.

— Жаль, — вздохнул Илдей. — Очень жаль. Поди, уж и не увидим Бориса. А мы ему тут и невесту наметили.

— Да? — удивился Ян.

— А как же? У нас едва не с колыбели отроку невесту ростят.

— И кого же наметили Борису?