Окоротив длинные жерди, Святополка прямо на носилках перенесли в лодию, уложили осторожно на дно, подстелив еще несколько подклад. Лада села на носу, уложив голову князя себе на колени. На корму с веслом сел Волчок. Во вторую лодийку сели Еловит с Кочетом, хотя последний очень хотел плыть с матерью. Кое-как она его убедила:
— Ежели вдруг потеряемся, ты-то хоть знаешь, куда идти. А он? Садись на корму и сам греби и толкайся. Ну же!
Ляшко оставался не только из-за коней (с ними бы тоже можно было переплыть), а главное, чтобы сообщить княгине — что и как, если вдруг явится от нее посыльный.
Оттолкнулись, поплыли на ту сторону Припяти. Была уж ночь. Лада склонилась к самому лицу князя, он что-то пытался сказать.
— Что, милый?
— Почему ты тогда не пришла, когда я Волчка присылал?
— Я не могла простить тебе обмана.
— Какого, милая?
— Что ты назвался чужим именем, Василий.
— Как чужим? Что ты говоришь? Василий — имя, данное мне при крещении.
— Как?!
— Да, да, милая. Это мое крещеное имя. А Святополком я опасался напугать тебя. Оттолкнуть.
— А я-то… я-то, дура, думала… — выдохнула Лада и затихла.
Молчали оба, пораженные вдруг открывшимся обстоятельством, не позволившим им когда-то давным-давно, в лучезарной юности, быть вместе. Обстоятельством столь ничтожным, надуманным. Ах, если бы молодость знала!
До Волчка доносились обрывки разговора, и он удивлялся, что Лада ни разу не назвала раненого ни князем, ни Святополком. Только «милым». И, вспоминая свою первую встречу с Ладой тогда, в юности, клял себя: «Это все из-за меня, только из-за меня не сошлись они. Я виноват. Может быть, и жизнь его поворотилась другим боком с ней, более удачным и счастливым».
Не заметил, как лодийка ткнулась в берег.
— Теперь куда, Лада?
— Вверх. Бери шест, толкайся.
Волчок положил весло, взял шест. Поднялся в полный рост, чтоб удобней было упираться.
— Что-то их не видно.
— Это из-за темноты, — отвечала Лада. — Они где-то рядом. Ничего, Кочет знает дорогу. Толкайся вверх до первой заводи, свернешь в нее, там уж недалеко.
Однако, дойдя до заводи и свернув в нее, они стали ждать отставшую лодийку. Та вскоре появилась, на корме ее с шестом стоял Кочет. Далее пошли вместе. Но вот с берега раздался лай собаки.
— Чалься, — сказала Лада Волчку. И тут же окликнула: — Вьюн, свои!
Пес, признав своих, радостно заскулил, заметался по берегу. Вскоре показался и человек, удивленно спросил:
— Мам, ты?
— Я, Светозар, помоги лодию вытащить.
В восемь рук мужчины вытащили обе лодии на берег.
— Кто это? — спросил Светозар, увидев в лодии человека.
— Это раненый, сынок, — отвечала Лада и, помедлив, добавила: — Князь. Берись за ручку, понесем его.
— Куда?
— Как куда? В избушку.
Тут появился Ждан, спросил, удивленно взметнув вверх брови:
— Лада? Ты что ж это? Кто позволил…
— Помолчи, тятя. Иди лучше вздуй огонь в избушке. У нас раненый.
— Это князь Святополк, — шепнул Волчок Ждану. — Умирает… Не перечь Ладе, дед…
— Счас, счас, — засуетился старик.
С трудом протиснулись с носилками в узенькую дверь избушки, поставили их на лавку. На загнетке Ждан вздувал уголек, вынутый из печи, приложил к нему бересту. Она вспыхнула, разом осветив крохотную избушку. От бересты Ждан зажег лучину, вставил ее в светец.
— Ну, я пойду? — сказал полувопросительно.
— Да, тятя. Иди. Все идите. Пусть Светозар принесет воды раненому. Слышь?
Они остались одни, все ушли. Лада склонилась к Святополку:
— Что, милый?
— Я хочу его разглядеть, — прошептал тот. — Хочу разглядеть.
— Сейчас, сейчас, милый.
Светозар, пригибаясь, вошел в избушку с кружкой воды, протянул Ладе:
— Вот, мама, вода.
— Попои сам.
— Как?
— Ну, как. Поддержи голову, приподыми.
Светозар приподнял осторожно, левой рукой поднес кружку к губам.
— Пейте, — молвил тихо.
Святополк пил, не спуская пронзительного взгляда с лица сына. Пил нарочито медленно, чтоб тот дольше задержался около. В нем он узнавал собственную юность.
Лада прикрывала ладонью рот, боясь разрыдаться. И когда Светозар опустил голову князя и хотел выйти, она поймала его за руку.
— Что, мама? — удивился Светозар.
— Сядь тут, сынок. Сядь. Будешь лучины менять.
Он сел на припечек, поставив кружку на печь. Лада сидела на лавке в ногах умирающего, стараясь не пропустить ни малейшего его знака. Он зашевелил губами. Она тут же вскочила, склонилась к лицу его, стараясь понять, что он шепчет. Спросила одними губами:
— Что?
— Как хорошо мне, милая, — прошептал Святополк. — Как хорошо с вами. Прощайте. Не забудь, о чем я просил.
— Не забуду, не забуду.
Лада склонилась, поцеловала его, почувствовав на губах соленый привкус слез. Не поняла: его ли, ее ли?
Святополк умер после полуночи, когда Светозар сменил в светце более десятка лучин. Лицо князя вдруг разгладилось, посерьезнело, стало отчужденным. Лада плакала тихо, лишь слезы, катившиеся по щекам, выдавали ее.