Горт понял: шутить тут не следует, привстал в стременах и почти торжественно возгласил:
— Мы посольство великого князя Польши Болеслава Мечиславича, следуем к великому князю Руси Владимиру Святославичу на совет о мире и приязни.
Стражники на забороле посовещались, и один куда-то исчез. Горт понял, что он побежал к воеводе или княгине сообщить о появлении нежданных гостей. Довольно долго ждали его возвращения. Вернувшись, он прокричал с заборола:
— Велено сказать вам, что в город впущаем только главного посла с конем, одну телегу с возчиком — и годи.
— Что уж так-то скупо?
— А у нас и свои дружины в город не входят, в шатрах в поле ночуют. Ну, так кто у вас главный?
— Я, — отвечал Горт.
— Вели своим воям[68]
отъехать в поле. А с собой можешь один воз с возчиком оставить. Тогда отворим ворота.Пришлось польскому посланцу принять условия туровцев, лишь после этого отворились ворота города.
— Добро пожаловать, пан.
Один из сторожей повел поляка к княжескому дворцу и передал его дворскому Никите. Тот отвел Горта к одной из дальних клетей во дворе, открыл дверь, пригласил:
— Располагайтесь. Ужин вам принесут.
Клеть была рублена из смолистых бревен, вдоль стен на крепких подножках в виде широких лавок располагались ложа, устланные сеном и накрытые рядном.
Горт выбрал себе ложе ближе к двери, а когда, распрягши коней, явился возчик, указал ему ложе напротив:
— Ложись там.
— Да. Не очень-то гостеприимны русичи, — вздохнул возчик, усаживаясь на ложе.
— Что ж тут дивиться. Кто не зван, тот не пан.
Однако вскоре им пришлось изменить свое поспешное мнение о хозяевах, когда на ужин принесли им гречневую кашу, густо заправленную салом, и по шматку жареной дичины. И ко всему этому корчагу хмельного меда с двумя глиняными обливными кружками.
После дорожных сухарей и вяленой рыбы такой ужин показался им королевским. Однако Горта несколько озадачивало и даже обижало такое невнимание к его персоне. Как-никак он посол великого князя. Почему никто не интересуется, с какой целью он едет в Киев? Конечно, он не скажет о главной цели своего посольства, чтобы не сглазить, но все же такое безразличие неприятно. Он-то думал, его тут же позовут к княжескому столу, усадят на почетное место, с любопытством расспросят, со вниманием выслушают. А тут на тебе. Даже поздороваться никто не идет. Никуда не зовут.
Захмелев от меда, поляки несколько успокоились, умиротворились и даже повеселели. Сняли кунтуши[69]
и, укрывшись ими, улеглись на свои душистые постели.Возчик даже было замурлыкал под нос песню: «У раззявы пастуха волки выкрали теля…». Но Горту песня показалась легкомысленной, и он велел возчику заткнуться. Тот умолк, а вскоре и захрапел. Горт долго ворочался, мысли всякие одолевали его, сон отгоняли. Не нравилось ему такое начало посольства. Однако когда закричали первые петухи, пану удалось уснуть.
Утром позвали Горта к воеводе, провели во дворец, ввели в светлую горницу. Там на лавке, в простенке меж окон, сидел Варяжко, сложив на столе тяжелые руки. «Староват воевода-то», — подумал Горт, приветствуя его.
— Как путь-дорога? — спросил Варяжко.
— Спасибо, пан воевода, дорога была удачной.
— Куда правимся?
— В Киев, к великому князю с миром и приязнью.
— Это хорошо, что с миром, — молвил Варяжко, — а то по нашей земле бесперечь рати катятся то туда, то обратно. Слезьми она, земля-то, скрозь пропитана, слезьми и кровью.
«А кто ее слезьми-то поливает, али не вы? Эвон всю Вислу обезлюдили», — подумал Горт, но вслух поддакнул воеводе:
— Все верно, пан воевода. Под одним небом живем, к чему ссорится? Лучше родниться, — и прикусил язык, почувствовав, что едва не проговорился о цели посольства своего. И чтобы замять нечаянную обмолвку, спросил: — А где же князь Святополк? У меня от великого князя Болеслава есть подарок ему.
Но именно по этому перескоку с одного на другое Варяжко и догадался, что знатный поляк на смотрины явился. Брякнул «лучше родниться» и тут же о Святополке справился.
Вида не подал кормилец о догадке своей, отвечал, зевнув:
— Святополк Ярополчич ныне писанием с утра занялся. Но коли нужен, позовем его. Эй, кто там, скажите наместнику, что посланец к нему из Польши пожаловал.
Кто-то из слуг отправился звать Святополка. Горт осторожно спросил:
— А как княгиня Арлогия?
— Княгиня заболела, зубами замучилась. Две ночи уж без сна.
— Лечить надо.
— Да позвали тут старуху ведунью[70]
, сказала, вылечит.— Коли добрая ведунья, отчего ж, вылечит.
— Бабка Буска считай всех туровчан пользует, она у нас успешница. Раза два и Святополка на ноги ставила после хвори.
Княжич пришел в белой чистой сорочке с закатанными рукавами и заправленной в порты, в желтых сафьяновых сапожках. Строен, кудряв, чист лицом, темноглазый. Все это отметил Горт, окинув вошедшего цепким оценивающим взглядом.
— Звал? — спросил кормильца.
— Вот, Святополк, к тебе посланец из Польши от князя Болеслава.
Горт поклонился церемонно и молвил: