Святоша

Люба не поверила своим ушам: в Канева?! Да он главный мучитель, главный автор всех самых неприятных её эпитетов! Злобный, жестокий, эгоистичный мальчишка. Неужели кто-то способен в него влюбиться?!

– И ты тоже? – уточнила Люба, приподняв бровь.

– Не, – мотнула головой Лиля, – у меня иммунитет. Я такого дома насмотрелась, что все эти мальчики у меня вот тут, – она показала пальцами на стык горла и подбородка.

Любу обожгло любопытство, что же там такое происходит у Лили дома, но она мысленно одёрнула себя за греховные порывы.

– И у меня, – буркнула она, покосившись в сторону Канева. – Иммунитет от грубиянов, которые самоутверждаются за счёт слабых и беззащитных.

Лиля тоже посмотрела в сторону лидера мальчишек, только открыто. Он небрежно махнул ей рукой: мол, привет. Удивительно: Лиля ни с кем не ведёт себя высокомерно, но все её уважают.

– Как тебе это удалось? – спросила Люба. – Почему они не кидаются на тебя за то, что ты села со мной рядом?

Лиля хмыкнула:

– Хочешь узнать, как я заработала свой авторитет? Очень просто, детка. Дралась, как бешеная кошка.

– Дралась..?

– Ну да. Я с этими придурками с пятого класса учусь. И первый год был славной битвой. Но опять же, мне не привыкать: дома чёрти что творится. Иногда, не поверишь, приходилось отстаивать свой суверенитет со сковородкой в руках.

Люба ошалела и не удержалась:

– У кого… отстаивать?

– У мамкиных ухажёров, ясное дело. Так, подожди… а что, они на кого-то кидаются, кто с тобой рядом садится?

– Нет. Потому что никто со мной не садится. Ну, только если учительница скажет.

– Не поняла, чё за тёрки? На каком основании?

– Они считают, что это я тогда настучала родителям на вписку у Маховцева.

– А это не ты?

Люба осуждающе посмотрела на подругу.

– Вот оно что… Я не знала.

Лиля после того скандала пропала на несколько дней, но как выяснилось, её вовсе не наказали, просто она была занята.

– Маму не слишком интересует, – сказала она, – где и с кем я тусуюсь, если дома дети не орут и не мешают ей со своими ухажёрами общаться… Короче, говоришь, это не ты настучала.

– Нет! Но мне никто не верит. И… – голос её предательски дрогнул, – жить не дают.

– Ясно. Суд Линча. Без следствия.

Лиля скрестила руки на груди и осуждающе посмотрела на Канева, но тут прозвенел звонок. На следующей перемене Любина соседка вытащила главного хулигана на разговор в коридор, и он вернулся оттуда хмурым. Вот это номер! В Любиной душе зажёгся огонёк надежды.

Но на следующий день Лиля не пришла в школу, и всё вернулось на круги своя. Однако, у Любы появилась идея. Сначала она тлела слабой искоркой: страшно было обдумывать её всерьёз, но время шло и ничего не менялось. Стоило Лиле появиться в классе, как все становились паиньками, но потом защитница исчезала – и одноклассники нападали ещё злее. Канев, правда, в атаках больше не участвовал – просто игнорировал Любу – но девочки бесились, обвиняя её в том, что она прячется за спину оторвы Лили.

И Люба решилась. Однажды вечером, дождавшись папу с работы, она сказала:

– Я хочу пойти в секцию единоборств.

Он уронил ложку в суп, расплескав его по белой скатерти.

– Что-что? Кажется, я ослышался?

Люба покраснела, но решительно замотала головой.

– Я хочу научиться постоять за себя.

– У тебя для этого есть брат, – поспешно напомнила мама, заметив, как напряглись мышцы на папином лице.

– Младший, – отпарировала Люба. – Кто воспримет его всерьёз?

– А от кого тебе нужно защищаться? – уточнил папа, мрачнея на глазах.

Люба пожала плечами, хотя внутри её трясло:

– Мало ли что, я ведь из музыкалки вечером возвращаюсь. Пока светло, но скоро в это время будет уже темно…

Мама посмотрела на папу, в её глазах мелькнуло сомнение, что, может быть, это не такая уж глупая идея. Но папа отмахнулся:

– Ерунда! Здесь безопасно. Центральные улицы Адлера, освещение хорошее.

– Пап… пожалуйста! – взмолилась Люба шёпотом, но напрасно.

Папа только взбесился:

– Чёрта с два моя дочь будет кататься по татами с парнями! Пусть Сеня тебя встречает из музыкалки. Десять лет каратэ занимается, пусть кто-то попробует не принять его всерьёз!

Люба ушла к себе, не поужинав. Слёзы душили её. Неужели совсем ничего нельзя с этим поделать?!

Она так горячо молилась Иисусу и Богородице, чтобы её оставили в покое… Конечно, с христианской точки зрения, физическое насилие – это плохой выход, но иного Люба не видела. Да и не собиралась она никого калечить – только отпугнуть.