Святослав

Вместе с воеводой Гудимой из далекого Новгорода вернулся и Добрыня. Новгородцы и вся словенская земля встретили их добром; побывали Гудим с Добрыней и у кривичей, полочан, мери, клич киевского князя долетел до Кеми, Корелы, Чуди — тьму людей привел с собой воевода Гудим в Киев-город. Большинство приплыло на лодиях, захватив с собою для далекой, трудной дороги все необходимое, многие другие спешили за ними пешие и конные.

Князь Святослав еще раз держал совет с матерью, пригласил на беседу воеводу Свенельда и брата Улеба.

— На Днепре половодье, — говорил князь, — и наши лодии пролетят через пороги, как птицы. Но, думаю я, надобно нам добираться к Дунаю не только по Днепру. Часть нашей рати пусть идет на конях и просто пеше через Тиверскую и Уличскую земли, а там соединимся и перейдем Дунай.

— Добро решил, князь, — согласился Свенельд, — чтобы с большими силами стать у Дуная. В поле пройдем спокойно, там ныне тихо, тиверцы и уличи[167] дадут подмогу. Прикажи идти, не будем терять времени, княже!

— Еще об одном думаю, — продолжал князь, глядя в окно на берег Почайны, где видно было множество воинов, а на плесе стояли сотни прибывших из земель лодий. — Лодии через пороги поведу я, пешее же и конное войско пусть ведут князь Улеб с воеводой Свенельдом…

— Верно рассудил, княже, — согласился Свенельд.

— А может, лучше князю Улебу остаться в Киеве? — вмешалась в беседу княгиня Ольга. — Тебя не будет — кто останется править землями?

— Ты, мать-княгиня, будешь править, как и раньше, — ответил Святослав. — Негоже сынам Игоревым дома быти, аще люди их идут на брань. Так ли я говорю, брат?

Князь Улеб, который сидел, бледный и задумчивый, возле окна, громко ответил:

— Воля твоя, князь, и как велит наша мать-княгиня.

С этими словами он низко поклонился княгине Ольге и с какой-то мольбой и в то же время покорностью посмотрел ей в глаза.

— Будет так, как сказал Святослав, — промолвила Ольга. — Я останусь оберегать Киев и земли.

— Тогда скоро и двинемся, — закончил князь Святослав. — Велика наша земля, добрые в ней люди, не ждал я, что столько их придет на мой клич! Вот они, ждут у Днепра.

Стоя у окна, он как зачарованный долго глядел на ярко-зеленые, усыпанные весенними цветами горы, на голубые вод] Почайны и Днепра, на заднепровские леса и луки, на небо, п которому плыли нежные, почти прозрачные облака.

Князь Святослав не заметил даже, как подошли и стали позади, любуясь буйным цветением земли, небом, Днепром, княгиня-мать и Свенельд.

Только князь Улеб не подошел к окну. Опершись на руки, он сидел в углу светлицы и, будто в пустоту, глядел перед собой.

Глава третья

1

Было чудесное утро месяца травня[168]968 года. Высоко, на макушке горы, и ниже, на склонах, сверкая позолоченными крышами, среди зеленых садов, омытый грозовыми весенними дождями, раскинулся Киев.

В это утро ворота на Горе — и Подольские и Перевесищанские — были раскрыты, мосты опущены, на городницах и башнях реяли знамена, а везде на заборолах в шлемах и с копьями стояли гридни со старшиной.

Со стен им хорошо видны зеленые, крутые, изрезанные оврагами склоны гор, новый, окруженный верхними и нижними валами город, хижины и землянки предградья, что тянулись темной полосой к Щекавице и далее, за Хоревицу и до Оболони, Подол, серебристая лента Днепра, уходящая в необъятную даль — к Вышгороду и Десне-реке.

На плесе Днепра, там, где среди лугов Оболони льнула к нему с правого берега голубая Почайна, колыхались на воде сотни лодий. Мастера не жалели сил, чтобы воину любо было глядеть на них, а врага охватывал бы страх: они красили их в различные цвета — красный, зеленый, голубой, вырезывали из дерева носы наподобие рогатых чуров с выпученными глазами, кабанов с острыми клыками, водяных с лысыми головами и надутыми щеками, див с длинными распущенными волосами. Когда налетал ветер и лодии начинали покачиваться на волнах, эти чудища, отражаясь в воде, смеялись, строили рожи, угрожали.

Надеяться на ясную погоду в Русском море не приходилось, там всегда могли налететь ветер, буря. Поэтому воины внимательно проверяли мачты и реи, делали заплаты на старых крапивных ветрилах, шили новые, к длинным цепям приковывали якоря.

Позже, когда стало известно, кто на какой лодии поедет, воины уложили свое оружие, щиты, копья, мечи, запас стрел. На самые большие лодии погрузили пороки,[169] огромные луки и сохи для самострелов, мешки с мукой, пшеном, кадки с соленой свининой, с медом, порожние бочки для пресной воды, когда придется плыть по морю.

В это весеннее утро здесь, на берегу Почайны, собралось немало воевод, чтобы еще раз осмотреть лодии. Все было готово для далекой дороги, воины заканчивали грузить оружие и запасы еды. Тогда с Горы к Почайне спустилось еще много воевод и бояр, а с ними князья Святослав, Улеб и княгиня Ольга с внуками.

На одном из насадов, который предназначался для князя Святослава и морского воеводы Икмора, принесли жертву: зарезали петуха и его кровью окропили нос насада с княжеским знаком — двумя скрещенными внизу серебряными копьями.