Святослав

За санями шел Святослав в белой одежде — длинная сорочка, перехваченная широким кожаным поясом, на котором висел меч, белые штаны, в красных сапогах, корзне, без шапки, с бритой головой, сивый чуб спадал к левому плечу, а длинные усы — до шеи. Рядом с князем шли его сыновья — Ярополк, Олег, Владимир… За ними шагали воеводы, бояре, послы, гости.

По обе стороны дороги, где проходило погребальное шествие, стояли люди киевские — ремесленники из предградья и Подола, гонцы из Вышгорода, Белграда, Родни, которые поспели к тому времени в Киев, смерды из княжьих и боярских дворов. И когда похоронное шествие проходило, они вливались в толпу, шли следом за всеми.

Солнце склонялось к Щекавице, когда сани с телом остановились подле свежей могилы на Воздыхальнице, где княгиня Ольга велела ее похоронить. Там уже стояла высеченная из вручайского красного камня гробница. Готова была к ней и каменная крышка.

Священник Григорий со слезами на глазах прочитал последнюю молитву, женщины Горы и Подола завели плач, но и слова молитвы, и плач утонули в пучине других звуков — на стенах Горы стража ударила в била, княжья дружина забряцала щитами и мечами.

И под эти звуки женщины покрыли лицо княгини черным бархатом, священник положил в гроб крест, одна из женщин насыпала жита, кинула гроздь калины, поставили корчагу с водой… Княгиню хоронили по старому обряду и новому закону, который победно входил на Гору.

Глава седьмая

1

Князь Святослав сидел в Киеве-городе, но знал, что делается на Дунае. Трудно было гонцам князя Улеба и воеводы Свенельда добираться до устья Дуная к Киеву. Они мчались по ночам, а днем прятались в лесах и оврагах, — в степях и у моря стояли улусами печенеги. Некоторые из гонцов погибали в поле, но кое-кто все же добирался до Киева и привозил князю Святославу вести.

Брат Улеб сообщал, что держатся они в городах твердо, но к зиме сомкнутся, станут плотнее, и советовал великому князю не торопиться, навести порядок в землях и только тогда возвращаться на Дунай.

А воевода Свенельд писал:

«Зане Ты, княже, ушел от Дуная, неспокойно стало у нас, в городах придунайских, и уже из многих нам пришлось отступить. Кесарь же Борис кликнул клич всем боярам и кметам и, слыхать, собрал уже большое войско. Из греков в Болгарию тоже идет подмога. Спеши, княже, чует мое сердце лжу, ждут тебя вой!»

Князь Святослав читал эти послания, думал над тем, что происходит на Дунае, и мрачным становилось его лицо, глубокие морщины бороздили лоб. Не стало княгини Ольги, пахнет еще гарью после печенегов, много дела в Киеве и землях. Чувствовал он, что на Дунае готовится что-то страшное, и хотелось не ехать, а лететь туда; ведь там решалась судьба всей дружины, а значит, и всей Руси.

Но лететь на Дунай он не мог, неладно было в самом Киеве. Направляясь в стольный град, князь Святослав думал не только о том, чтобы вызволить его от печенегов. Он намеревался и в самом Киеве, и во всех землях получить подмогу для дружины на Дунае — много крови пролили там, а вой ходят раздетые, требуют оружия.

Однако, как выяснилось, подмогу в Киеве получить было трудно. Бояре, купцы, мужи нарочитые и лучшие, которые когда-то сами посылали Святослава на Дунай, думали верно, что все там закончится с первого же набега. Но война тянулась уже три года, погибло много людей, и ушло немало средств, великое зло причинило вторжение печенегов. А князь Святослав снова кличет людей, опять требует оружия… Шли вести, будто неспокойно и в Древлянской земле. Гонцы с севера уведомляли о нападении Свионии — земли Руси содрогались от края до края.

И князь вершил дела. В один из ближайших дней он велел боярам, всем лучшим, нарочитым и иным мужам собраться к нему на совет.

Услыхав приказ князя, они поспешили в Золотую палату ранним утром, когда на Днепре и над Подолом еще стелился туман, а волны его перекатывались через стены Горы. Мужи и бояре шли среди серой его пелены, сердито высекали искры ударами своих посохов о мостовую главного конца и глухо, будто в воде, перекликались между собой.

В палате было холодно и сыро. Сквозь окна вливались зеленоватые лучи рассвета, пока еще слабые, — внизу горело несколько светильников. Мужи и бояре садились на скамьи вдоль стен либо оставались стоять в углах палаты.

Они были неспокойны, встревожены. Поспешая к княжьему терему, они не нарядились в свои бархатные и полуяровые шубы и опашни, не обулись в сафьяновые сапоги, не повесили гривн на шеи и цепей на груди. Они пришли в черных и серых домотканых свитах, грубых сапогах, и палату наполнил тяжелый дух овчины и дегтя.

Все думали об одном: давно они уже не собирались; с тех пор как князь Святослав приехал, он к ним не обращался. Что же задумал теперь князь', зачем созывает их?

И, как всегда, мужи разделились: те, что сидели на скамьях вдоль стен, стали перешептываться:

— Неужто Святослав думает вести брань и дальше?

— Станем и скажем: «Сиди, княже, в Киеве да воюй с гостями и послами».

Но были и другие, те, что стояли среди палаты и, не скрывая своих мыслей, громко рассуждали: