– Не надо… Она не подавилась. Тут не то, не то, Малуша! Но она так и не сказала, что сталось с Пракседой, а Малуша этого не понимала.
– Ты, Малка, об этом не думай, – только и сказала ключница. – Ты работаешь и будешь работать. Вот тебе ключи, ступай в клеть, принеси веприны и муки.
И она дала Малуше ключи от клетей. Это не испугало Ма-лушу – не раз они ходили туда вместе, теперь пойдет и сделает все она одна.
2
После смерти Анта в жизни любечан произошло нечто важное.
На первый взгляд все, казалось, осталось неизменным.
Какое значение могли иметь жизнь или смерть одного человека – Анта или кого иного?
В Любече и в других землях вокруг бывали брани, уносившие множество смелых, отважных в бою людей, но разве это отражалось на жизни любечан?
Любеч время от времени постигали тяжкие моровые болезни, косившие людей без числа, да и без того каждое лето непрестанно погибали люди: кто в Днепре, кто на ловах, кто под упавшим деревом в лесу, а иные – обычной, естественной смертью. И опять-таки это не останавливало течения времени, живые быстро забывали мертвых, молодые росли на смену старикам.
И даже то, что Ант был старейшиной, также словно бы не имело существенного значения, ибо он давно уже не чинил суда людям, не он уже от своего рода, а княжьи мужи брали с Любеча дань, не он, а те же княжьи мужи определяли уроки и уставы, не он, а княжьи мужи поднимали людей на брань.
К Анту, пока он был жив, обращались только тогда, когда надо было принести жертву богам, да еще в праздники, которые положено было освящать кому-нибудь из старших. Ант знал, как надо принести жертву, на празднествах он стоял впереди всех с посохом в руках и на Коляду зажигал священные, обмотанные соломой колеса, первый закликал и весну. До в Любече все меньше и меньше приносили жертв старым богам, все меньше и меньше людей собиралось на древние праздники, ибо многие любечане уже открыто носили кресты на шее, много было и тайных христиан – Ант с его старыми обычаями был им помехой.
И так было не только в Любече, но и во всех селах по Днепру: ниже, где издавна сидел род хоробричей, выше – у сварогов, что с дедов-прадедов ковали мечи, за Днепром – у рудаков, собиравших на болотах руду, и на высоких горах правого берега, где жил славный род Туров.
Поэтому, когда Ант умер, всем показалось, что с его смертью ничего приметного не случилось: был человек, и не стало его, разве смерть одного человека может изменить жизнь?
Никому не приходило на ум, что умер не Ант, а нечто большее – умерли старые законы и обычаи отцов. Не Ант унес их с собою в землю, их давно уже подтачивала и разрушала какая-то сила, ворвавшаяся, как тать, в село над Днепром и неумолимо изменявшая основы жизни, менявшая людей, их души.
Так бывает иногда, что на Днепре застоятся могучие льды. Уже немилосердно печет солнце, уже ветер рвет и мечет надо льдами, уже сами они потрескались, раскололись, а Днепр не может и не может скинуть ледяного покрова, ждет.
И вдруг среди безмолвия над рекою рождается треск и грохот – одна случайная льдина отрывается от берега, взлетает на другие, вздымает сверкающую тучу брызг, раскалывается, трещит и исчезает в глубине.
Достаточно было одной этой льдине отколоться, сдвинуться, затонуть, как пробуждается, приходит в движение вся громада льдов – они раскалываются, трещат, лезут одна на Другую, вместе летят по Днепру и снова сталкиваются, снова ломаются, крошатся и, наконец, тают, оседая на дно.
Проходит немного времени – и спокойно текут воды Днепра, сверкает под солнцем ровный плес, тишина и спокойствие Царят вокруг.
Так после смерти Анта некоторым показалось, что без него в Любече жить стало даже легче, ибо был он живым свидетелем прошлого, а такие свидетели – лишние. Тень его звала в забытую, далекую старину, а люди рвались и мчались куда-то вперед.
3
Много дела было и у Бразда. Теперь он, как никогда раньше, похвалялся каждому, что его отец – старейшина Ант, дед – старейшина Улеб, прадед – старейшина Воик… Бразд не только похвалялся, но и показывал:
– Вот, смотрите, лежат они, пращуры мои и ваши, в высоких курганах и словно взывают: «За Русь! За Русь!» Да могу ли я, сын таких славных отцов и дедов, не радеть о Русской земле!
И Бразд радел. Теперь, после смерти отца, никто в Любече не мог уже сказать, если была потребность, что нужно, мол, идти к старейшине Анту. Ант умер, старейшины нет и не будет. Есть великий князь в Киеве, князь Оскол в Чернигове, волостелин Кожема в Остре, княжий муж, его посадник Бразд в Любече.
У посадника было много дела. Это он по княжьему повелению давал людям уставы и уроки. Из Киева, Чернигова и волости приезжали на взмыленных конях, на возах и лодиях княжеские тиуны, ябедьники, мечники. Они велели посаднику гнать людей на брань, давать коней и волов, давать жито, меха, мед, воск.
И Бразд выполнял княжью волю. Он ставил тиунов, ябедьников и мечников на покорм по дворам и велел давать им, пока они стоят, по барану или теленку на неделю, по две куры в день, да еще хлеба, пшена, сыра, меда, гривну за въезд и особо за выезд.