Святослав

— А о чем вы молитесь? — поинтересовалась Малуша. Сидевшая на земле женщина посмотрела вдаль и, едва шевеля запекшимися губами, произнесла:

— На Горе боги деревянные, они не помогут. Я молилась Перуну и Даждьбогу, а муж утонул в Днепре, детей унесла моровая язва, хижину и землю бояре забрали. Нет мне места на земле, ничего у меня теперь не осталось.

Она пошевелила рукой, раскрыла ворот сорочки, и. Малуша увидела темное тело, острые ключицы, высохшую грудь. А на груди у женщины крестик на тоненьком шнурке.

— Поняла? — спросила женщина и тотчас прижала руки к груди, поглядела на церковь, в которой затеплилось еще больше желтых огоньков, и заговорила каким-то другим голосом: -Крест ношу, жено, и за это мне Христос воздаст и не забудет. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Только Христос может, — запричитала женщина, — он всебла-гий, многомилостивый, он все даст…

Малуша со страхом смотрела, как женщина, произнося эти слова, дрожит всем телом. Но в ее словах о том, что Христос всеблагий, всемилостивый, все может дать, было что-то заманчивое, слышалось обещание, надежда.

— Где же даст Христос? Когда? — торопливо спросила Малуша, чувствуя, что и сама начинает дрожать.

— Здесь, на земле, — тотчас ответила женщина, и было видно, что она вот-вот заплачет. — Я молюсь, мы молимся: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…» А если не тут, то там, в раю, где нет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная… Господи, помилуй, Господи, сподоби, Господи! — крестясь и кланяясь до земли, повторяла она.

— Где же там? В каком раю? Где не будет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная? — взволнованно спросила Ма-луша.

— На том свете! Человек не умирает, а вновь рождается… Там рай, там жизнь бесконечная… Господи, помилуй… Господи, сподоби! — снова запричитала женщина.

Над Днепром было темно. Мрак окутал все вокруг, и тем заманчивей, тем теплее мерцали среди окружающего мрака и безлюдия желтые огоньки в церкви над Почайной.

И Малуша вдруг позавидовала сидевшей рядом с ней женщине. Она потеряла мужа, детей, хижину, землю, у нее ничего не осталось на свете, но есть что-то большее — она верит.

А разве у Малуши не то же самое? Она потеряла отца, мать, родной дом, землю, она любила, имела сына — и все утратила… Так что же остается у нее на этом свете? Ничего! Она думала об этом и раньше, но сейчас будущее вставало перед ней как черная бездна. Жизнь кончена, ни Перун, ни Даждьбог не помогут. Верить — но во что?!

Однако эта женщина верит! Вот она рядом — черная, высохшая, голодная, но она счастливее Малуши, ибо верит, что есть жизнь вечная, она спасена, потому что верит…

— Господи, помилуй! — вырвалось у Малуши. — Господи, сподоби! Сподоби, Господи!

— И крест сотвори! Твори, твори крест! — властно, схватив костлявыми руками Малушину руку, приказывала женщина. — Твори крест!

— Господи, сподоби! — промолвила Малуша и перекрестилась.

— Вот тебе и стало легче. Ведь легче, легче?

— Легче, — ответила Малуша, утирая слезу.

— Тогда пойдем туда, — женщина схватила Малушу за руку. — Пойдем!

Малуша почувствовала, что не может больше противиться, и пошла за женщиной.

Без этой женщины Малуша, наверное, не попала бы в церковь. В глубине церкви горели свечи перед писаными на дереве дивными образами, было много мужчин и женщин, некоторые стояли на коленях на пороге церкви. Малушу встретили два бородатых мужа. Они преградили ей путь толстыми палками.

Женщина, которая вела за собой Малушу, приблизилась к бородачам, раскрыла пазуху, где на шнурке висел блестящий крестик.

— Иди, сестра, — промолвил один из бородачей. — А это кто? -И он взглянул на Малушу.

— Оглашенная, — ответила женщина.

Но вопрос бородача оказался лишним, потому что второй, стоявший по ту сторону двери, отвел палку и дал Малуше дорогу.

Она вздрогнула. Что-то очень знакомое было в лице этого человека, на которое падал отсвет свечей. Высокий, перерезанный шрамом лоб, глаза, рот… Глаза, правда, угасли, седина покрыла голову, усы, бороду, и рот уже не тот. Но она видела все это раньше, знала этого человека…

~ Тур, — едва слышно прошептала Малуша.

Кто знает, может быть, он услышал это слово, может быть, просто понял, что она его узнала. Но Тур склонил голову и промолвил:

— Иди и ты, Малка!

И Малуша с легким сердцем переступила порог и вошла в церковь.

В церкви Ильи над ручьем молились христиане. Они приходили сюда тайком с Горы, где перед Перуном целый день горел огонь; с Подола, где непрестанно приносили жертву Волосу, — христианам ходить в свою церковь и молиться было опасно.

Когда служба закончилась, женщина повела Малушу к священнику Григорию и оставила их.

— Дочь моя, — сказал священник, — я вижу, тебе тяжело, знаю, как много ты пережила, знаю — думаешь ты, что и жить тебе не стоит. Ведь так?

— Так, отче, — ответила Малуша, — жить уже не стоит…

— Бедная, заблудшая душа! — сочувственно промолвил священник. — Как жестоко ты ошибаешься! Что твое горе перед тем, какое пришлось пережить Христу! Что твои муки в сравнении с теми, какие перенес он! Почему ты думаешь о грешной жизни, если она вечна?