Святослав. Болгария

Каридис почти ощущает, как напряглись воины, затаившиеся сзади него под настилом дромона. Он впервые видит того, за кем идёт по пятам последние годы, и цепкая память трапезита навсегда запоминает стать, разворот широких плеч, мощную грудь и длинную прядь тронутых ранней сединой волос на загорелом бритом черепе. Вот, согласно предстоящему уговору, от русской лодьи и дромона греков отходят небольшие лодки, одна с шестью, вторая с восемью гребцами. Император восседает на скамье, которую для сего случая специально подняли выше остальных, чтобы даже при малом своём росте он возвышался над гребцами – могучими воинами его охраны – и толмачом. Святослав же сидит в общем ряду своих охоронцев и воинов тайной службы и гребёт вместе с ними. У кормила Ворон зорко следит за каждым движением ромеев. Лодьи сближаются. Лучники на обоих кораблях невольно ощущают, как от внутреннего напряжения начинают потеть их длани. Даже на тех ромейских и русских кораблях, что держатся поодаль, все замерли, и слышен только мерный плеск вёсел, удерживающих корабли против течения.

Начальник изведывателей правит так, чтобы Святослав оказался не со стороны греков. Лодьи поровнялись, держа носы против течения, руки воинов с той и другой стороны вцепились в борта друг друга, чтобы удержать лодки вместе. Князь и император обмениваются сдержанными приветствиями, толмач греков переводит слова росса, а Ворон Святославу ответ Цимисхия. Наконец, разразившись короткой и по обыкновению высокопарной речью, император передаёт через толмача изукрашенный ларец, в котором находится писанный на дорогом белом пергаменте, разукрашенный сценами жития святых и запечатанный императорской печатью хрисовул.

Святослав, в свою очередь, передаёт через Ворона свёрнутую хартию, запечатанную его княжеской печатью, но без особых украшательств и без ларца.

Князь и император снова меряют друг друга долгими пристальными взглядами и, ещё немного поговорив, прощаются. Лодки быстро расходятся, уходя по дуге каждая к своему кораблю. Только когда Святослав поднимается на лодью, все вздыхают облегчённо, и мореходы споро начинают выбирать якорь.

Русская лодья уже шла к берегу, пока на неповоротливом греческом дромоне выбирали якорь, и гребцы налегали на вёсла, чтобы развернуть тяжёлое тело корабля. Каридис поднялся на верхний настил из душного нижнего отделения и встретился с внимательными очами синкела Феофила.

– На берегу сразу зайди в мой шатёр, старший стратигос, – тихо, но повелительно молвил синкел, проходя мимо и направляясь к сидящему в величественной позе уже на своём походном троне императору.

Трапезит краем ока видел, как Феофил что-то говорил василевсу, иногда наклоняясь к самому уху венценосца. Цимисхес, бесстрастно глядя на волну, слушал его, а потом что-то молвил в ответ, и епископ закивал, указав очами на Каридиса. Но император даже не взглянул в сторону старшего трапезита.

Глава 8 Тайная миссия

Приглашение императорского синкела Феофила для личного разговора заставило трапезита теряться в догадках. Зачем его позвали и кого теперь из толстозадых придётся сопровождать с очередной «великой» миссией, может, самого Феофила, но куда? Высокий молчаливый монах, больше похожий на опытного синодика, окинул его цепким взглядом и кивком пригласил следовать за собой. Они вошли в обширный шатёр епископа, и монах предложил пройти за тяжёлый бархатный полог, который, как отметил про себя трапезит, прекрасно приглушает звук человеческой речи.

Епископ величавым жестом указал на одно из раскладных походных кресел напротив.

– Ты, Каридис, как мне известно, всё время шёл по следу Русского Барса, как хороший охотник, – начал негромкую речь епископ, – ещё со времён взятия северными скифами Хазарского каганата. Здесь, в Мисии, он угодил в капкан, но сердце нашего христолюбивого императора не смогло устоять перед просьбой варвара о свободе, и он снова уходит. Справедливо ли это?

Опытный трапезит на миг невольно растерялся, и именно в это самое мгновение синкел вдруг вперил в его очи свой холодный взгляд.

– Я полагаю… что это, конечно… несправедливо, – невольно запнулся Каридис, но быстро взял себя в руки. – Он уходит, чтобы собрать стаю и вернуться, едва только залижет раны. Такова суть всех хищников…

– Охотник, который добьёт раненого зверя и надолго избавит людей от опасности, заслужит честь и признание, не так ли? – снова спросил епископ.

Каридис кивнул. Во рту у него отчего-то пересохло.