Святослав. Болгария

Ободрённый напутствием преподобного, Улеб отправился в путь с лёгким сердцем и светлой надеждой.

Невзрачный чернец с кудрявой чёрной бородой и карими очами приблизился к Улебу у монастыря Святого Климента, где стала на ночлег дружина на пути в Адрианополь. В дружине, кроме болгар, были и русы-христиане, и потому монастырь не тронули, а Улеб со своим стременным и несколькими охоронцами, тоже крещёнными в византийскую веру, отправился поглядеть обитель. Вот тут и подошёл к нему смиренный инок со сложенными на груди руками и произнёс, перекрестившись, знакомые слова:

– Нет предела милости Божьей ни на земле, ни на небе, все мы ходим под Его оком всевидящим. – Потом он добавил: – Благодарим тебя, князь, от братии нашей за сохранение святой обители. Говорят, там, где прошёл твой жестокий и спесивый брат, многие монастыри разрушены и разграблены…

Долгим был тот разговор наедине между греческим монахом и князем Улебом, долгим и непростым.

– Разумеешь, сын мой, – рёк черноволосый монах на добром русском, – ни Империя Ромеев христолюбивая, ни её святая церковь не желают ни тебе, ни Руси Великой зла или беды какой. Мы хотим только мира, хотим торг вести и просвещать заблудшие души россов, которые не ведают любви и святости Христовой, губя души свои в богомерзком язычестве. Твой брат – отважный воин и великий стратигос, но он язычник и по неведенью идёт сам и ведёт за собой к гибели свой народ. Скажи, кому нужна эта война, почему он не желает получить богатые дары и оставить Болгарскую землю, даровав ей мир, а не гибель?

– Волхвы рекли Святославу, что сия земля, Добруджей называемая, есть земля наших предков, а за землю предков надлежит биться каждому русу, – неуверенно возразил Улеб.

– Поверь, наши книжники ведут записи свои с очень древних времён и точно знают, что это ложь. И волхвы, сии премерзкие колдуны и чародеи, находясь в услужении у самого дьявола, лгут вам, дабы по его наущению погубить ваши души. – Монах замолчал, давая возможность князю обдумать его речь. Потом продолжил всё тем же проникновенным и мягким, обволакивающим разум голосом: – Дело даже не в том, чьей эта земля была прежде, а в том, что как раз сейчас исполняется Божье благословение, и Великая Русь может стать вровень с христолюбивой Империей Ромейской, возвысившись над всеми прочими варварами-язычниками. Сейчас у неё есть муж, который может спасти её и повести к Свету! – торжественно проговорил черноризец.

– Кто же сей муж? – с некоторой дрожью в голосе спросил киевлянин.

– Ты, князь! – с ещё большей торжественностью в голосе молвил черноризец. – Ты крещён в самой Святой Софии, и потому благодать её всегда пребудет с тобой. Ты должен стать во главе Руси и с помощью наших епископов и священников повести её к процветанию и христианской добродетели. Твоя родная тётка архонтесса Ольга мечтала узреть свою страну просветлённой Богом нашим Иисусом Христом и многое делала для этого. Теперь же, когда Бог Всемогущий призвал её, – монах перекрестился, – ты, Улеб, единственная надежда и спаситель Руси!

– Но Святослав не желает креститься, даже родная мать не смогла его склонить к этому, что же могу я?…

– Ты можешь заключить мир с Империей Ромейской, я ведаю, что твой брат дал тебе такие права.

– Но Святослав не признает такого мира! – горячо возразил рус.

– На всё воля Бога нашего единого Иисуса Христа, и всё в его милости, – туманно возразил черноризец. Улеб же от всего услышанного за сегодняшний вечер находился будто в полоне от выпитого греческого вина, соображал с трудом, хотя ничего хмельного не пригубил даже. – Возьми меня с собой, – вдруг предложил черноризец, – я могу быть твоим духовником, пока ты не возвернёшься в Киев. Я буду читать тебе и другим христианам Священное Писание и переводить его на русский.

– Добро, – устало кивнул Улеб и кликнул охоронца. Того самого Петра-Кандыбу, который крестился вместе с ним в памятной с юношества поездке в Царьград. После смерти тётки Ольги он забрал его к себе в охоронцы. Теперь они оба идут на священный град, в котором находится та самая Святая София, где они приняли таинство крещения. Неужто они и все христиане их воинства – русы, варяги и болгары – станут боем брать священный град Константина, а может, и участвовать в грабеже той самой Софии? От одной этой греховной мысли тяжко и неуютно становилось в душе и суеверный страх пред всевидящим Богом сжимал сердце.

– Пётр, – обратился Улеб к охоронцу, – сей черноризец, именем… – Улеб замешкался и взглянул вопросительно на грека.

– Харлампий, – подсказал византиец.

– Харлампий, – повторил новоиспечённый князь, – будет далее с нами как мой духовник, позаботься о нём.

Глава 5 Греческая монахиня