Святослав. Болгария

Совсем растерянный, но счастливо сияющий Младобор нежно обнимал плачущую Беляну и не мог вымолвить ни слова. Всегда глядел он прежде на жену брата с плохо скрываемым очарованием и восторгом, как на диво дивное, как на богиню во плоти. А вот как провожала она его, да как обожгла поцелуем, так и не стало ему покоя – что б ни делал, всё о Беляне думал. Теперь же в слезах радости и горячем объятии вовсе растаяла чувствительная душа Младобора, и не понимал он, на каком оказался свете: в небесном ли Ирин или на земле. Не видел, как увёл отец плачущую от счастья мать, как старший из резчиков что-то тихо сказал напарнику, и тот завлёк Ярослава и Цветену, увёл их подальше к раскидистой груше, где стал ловко резать острым ножом забавные фигурки чудных зверей, а дети пытались за ним повторить.

Когда чуть пришёл в себя от нежданного счастья молодой огнищанин, то увидел, что нет вокруг никого, только он с чуть всхлипывающей на груди Беляной. Несмотря на проделанный по жаре путь из Киева, ему не хотелось ни пить, ни есть, а только чтобы рядом вот так, как сейчас, прильнув к нему гибкой ивушкой, всегда находилась Самая Прекрасная на всём белом свете и сквозь грубое полотно рубахи слышался стук родного сердечка. Потом повернулись они и, не сговариваясь, пошли неспешно, будто поплыли прочь с подворья. Молча прошли, держась за руки, до поросшего осокой пруда и сели на корявом пне, прижавшись друг к другу и глядя на солнце, заходящее за верхушки дерев Берестянской пущи.

– Белянушка, – нежно прошептал Младобор, как будто боялся вспугнуть севшего на цветок мотылька, – я ведь всегда любил и втайне любовался тобой, только очень боялся, а вдруг догадается кто, ты же брата моего жена…

– Тише, – женская рука нежно коснулась губ молодца, заставив смолкнуть, – знаю всё, женщина ведь не только очами, она кожей, а более всего сердцем чувствует, а от этого виденья ничего не скроешь, молчи! Я всё по Вышеславу убивалась, а как собрались вы с отцом на войну Дунайскую, будто пелена с глаз, а может, с сердца упала. – Она замолчала, не то вспоминая, не то собираясь с силами. – Уразумела я враз, что и ты можешь из того дальнего похода не вернуться, и не будет никогда более рядом твоих лучистых очей… – Она снова примолкла. – От Вышеслава детки хоть остались, а от тебя ничего, совсем ничего!

Через седмицу, когда мастера закончили свою работу и новый дом Лемешей засиял свежей резьбой: конями, солнышками, знаками Рода, Макоши, Даждьбога и другими обязательными для доброй жизни оберегами, сыграли Лемеши свадьбу. Не особо пышную, хотя был у них достаток, а потому что была уже у Беляны когда-то свадьба с Вышеславом, и детки – одиннадцатилетний Ярослав и девятилетняя Цветена – вон уже какие взрослые. Да ведь никакая свадьба людей не соединит, коли души не сроднились. А эти друг на дружку и наглядеться не могли.

Глава четвёртая Дячина

Летит-стелется лихая киевская конница. Вошла в древлянскую землю. В Овруче – новой столице, возведённой вместо Искоростеня, разрушенного Ольгой, Свенельд борзо собрал Древлянский полк, и дружина повернула к полудню.

А через седмицу дошла до Днестра.

Свенельд направил Боскида с тьмой вверх по реке на соединение с уграми, сам же переправился на другую сторону.

Пройдя Днестровский Пересечень, конница взяла направление на Болград.

Здесь Свенельд поставил впереди войска уличей и тиверцев, хорошо знавших Белохорватскую и Дакийскую земли, и так они потекли дальше к полудню.

Земли Подунавья когда-то принадлежали дакам, которые с давних времён сражались вместе со скифами против Римской империи и её восточной части – Византии. Но хитрые ромы и ромеи, где лестью, где посулами и прямым подкупом, переманивали даков к себе на службу. А потом римский император Марк Траян Ульпий захватил земли даков силой. И даки стали охранять Волошину, то есть территорию Восточного Подунавья, подчинённую Риму и платившую ему дань, теперь уже от «варваров»: готов, гуннов, славян, варягов, обров, угров и прочих народов, угрожавших Римской империи с северо-востока.

Давно уже нет Великого Рима, его «растворила» в себе более хитрая греческая Византия. Не стало и воинственных даков. Их потомки охристианились и смешались с прочим населением Волошины, а теперь и Болгарии. Осталось только название – Дакийская земля, Дячина, как благодарность-подяка Богу в те времена, когда её жители – даки, геты, фракийцы – одерживали великие победы и владычили на землях от самой Карпат-горы до Дуная, от Дуная до Марицы и далее к полудню, охватывая те угодья, где теперь стоит византийский Константинополь.

В один из дней в утренней дымке увидели передовые дозоры зелёную сопку, подле неё другую, третью, и далее гряду уходящих за окоём с восхода на заход возвышенностей.

– Ну, вот и до Первого Троянова вала дошли, – молвил основательный и немногословный старший дозора из уличской тьмы. – Отсюда одесную возьмём, нам к переправе поспеть скорее надобно.