Святослав. Болгария

Вот он – Страшный Суд, страшнее не бывает! Когда понимаешь всё, до последней мелочи, и ничего уже не можешь сделать, исправить, изменить! Ничего!!! Что пред этим судом византийские муки Аида? Святославушка, как я хочу увидеть тебя, твою возлюбленную и твоего сыночка, моего внука, это ведь они, чёрные вороны, кружащие надо мной, убили их, а теперь и меня, проклятые!! А-а-а, сынок, родимый, приди ко мне, прогони их, прости меня!» – старалась крикнуть Ольга, но тело уже было неподвластно ей, уста перестали быть послушными, и вместо слов вырывалось неясное бормотание.

Как сквозь туман она узрела у смертного одра Святослава и троих внуков, со страхом глядящих на умирающую бабушку. Из горла Ольги вырвался хрип, приподнявшаяся было рука дёрнулась, а потом бессильно упала на полог. Как будто издалека донёсся голос отца Алексиса о том, что великая княгиня прощается со своими чадами и желает осенить их крестным знамением. Его объёмная стать заслонила от умирающей сына и внуков, и это было последним, что увидела Прекраса-Ольга, прежде чем испустила последний вздох.

Началась суматоха. Святослав постоял ещё немного и вышел из душной от ладана и заунывного греческого песнопения материной светлицы.

И лишь когда хоронили Ольгу, в душе Святослава словно прорвалась запруда – он плакал горькими и безутешными слезами, как это бывало в детстве. И сыновья – одиннадцатилетний Ярополк, десятилетний Олег и семилетний Владимир, – глядя на отца, рыдали во весь голос.

Ольгу предали земле по христианским обычаям, как она просила, без сожжения и славянской тризны, Святослав ни во что не вмешивался.

На дворе стоял знойный месяц липень.

Как ни стремился Святослав на Дунай, на зиму ему пришлось остаться в Киеве: лежавшие прежде на Ольге разные государственные дела требовали своего решения.

Патрикий Калокир сидел за крепким столом в доме воеводы Зворыки в Переяславце.

– Разумеешь, брат Калокир, князь-то наш в оговорённый срок вернуться не смог, мать Ольга умерла, стало быть, все заботы княжества на Святославовы плечи легли. Так что здесь мы, его сотоварищи боевые, обязаны сами со всеми делами справляться, как того Лад да Ряд русский требует. За оставшиеся войска я отвечаю, а вот со сбором дани осенней с торговых градов прошу тебя помочь нашему казначею. Ты же в сих делах сведущ и языки знаешь, чтоб с купцами да наместниками в тех градах толковать. Воинов я тебе, само собой, дам. Ну как, договорились?

– Что ж, – пожал плечами патрикий, – я всегда готов помочь князю Святославу. – А про себя обрадовался поручению, потому что сидеть на одном месте ему уже порядком надоело.

Через два дня он с отрядом из сотни воинов и княжеским казначеем отправился по прибрежным торговым градам Добруджи, взимая также налог с купцов, заходящих на своих лодиях в порты, принадлежащие теперь Киевской Руси. В городе Томы молодой патрикий неожиданно столкнулся на одном из торжищ с человеком, встрече с которым обрадовался несказанно, и даже слегка прослезился. Это был не просто купец из родного Херсонеса, но и знакомец отца. Калокир, не помня себя, бросился к Панкратию и заключил его в своих сильных объятиях, от которых тщедушный лысоватый купец едва не задохнулся.

– Осторожней, Калокир, я знаю, что ты любишь бороться, только из меня плохой соперник, задушишь, а кто передаст привет твоим родителям?! – смеясь и отдуваясь одновременно, воскликнул Панкратий.

Сияющий Хорсунянин присел тут же на тюк с товаром и принялся расспрашивать купца о доме, родителях и делах в родном городе.

– Тебя часто вспоминают в городе, умные люди понимают, что благодаря тебе Херсонес остался цел, и грозные мечи киевского князя не зазвенели на его улицах. – Заметив протестующий жест молодого патрикия, купец горячее продолжил: – Не возражай, ты действительно герой, и я горжусь, что знаком с тобой и твоим достойнейшим отцом, – высокопарно и взволнованно заключил Панкратий.

После расспросов о родителях и херсонесских новостях, Калокир спросил о делах государственных. Лицо купца стало строгим.

– Мне кажется, – Панкратий оглянулся, – что-то там не ладится в Константинополисе, видимо, грядут какие-то изменения. Мы, конечно, далеко от столицы, за морем, но наш полис может процветать, пока с россами мир, а вот что будет, если расклад сил изменится, никому не известно. Империя голодает, она просит всё больше зерна, хлеб непомерно дорог. Казалось бы, мы, купцы, должны быть довольны, но поверь, мой мальчик, старому и опытному Панкратию, не к добру всё это, не к добру.

– Но ведь на стороне Фоки вся армия, которая боготворит его и готова идти за ним куда угодно, неужели кто-то посмеет выступить против? – возразил молодой патрикий.