Святослав. Болгария

Князь одним духом разулся и сбросил одежду, чувствуя, как внутри всё нарастает безудержное пьянящее чувство вольной радости. Он не заметил, как Предслава вовлекла его в танец, вокруг хороводили бесчисленные звёзды, и они кружились среди них, купаясь в лунном свете сильными и красивыми телами, возгораясь внутренним огнём желания. Подчинившись велению первородной силы, задыхаясь от переполняющей его страсти, Святослав подхватил на руки небесную жрицу и не то пошёл, не ощущая ног, не то полетел по каменной площадке, пока не опустил драгоценную ношу на каменное Брачное ложе. Она была подобна богине, с сияющими очами, с упругими трепещущими персями, с влажным зовущим лоном. Святослав покрыл благодарными поцелуями всё волшебное тело жрицы, а она ласкала его, пока наконец они не слились полностью, без остатка с Небом, Землёй и друг другом, забыв обо всём на краткие мгновения Вечности…

Когда они вернулись в свои разомлевшие от соития тела, жрица встала и разожгла в каменном углублении огонь. Сухие корявые сучья заполыхали оранжево-красноватым пламенем.

Жрица стала на колени перед костерком и заговорила со священным пламенем. И снова Святослав подивился, что язык ему вроде бы незнаком, но что-то очень родное в мелодии и звучании, а самое удивительное, что он понимает суть сказанного, хотя почти не знает слов.

– На каком языке ты говоришь? – спросил он, присаживаясь напротив неё на тёплую от огня каменную плиту.

– Это древний язык нашего племени бессов, но он похож на все другие фракийские языки: мизов, гетов, даков, одринов…

– Ты сказала одринов? – вдруг взволновался Святослав. – Мой дед князь Рарог, он был из племени бодричей, и по легенде его род пришёл с Дуная. На новом месте они даже реку назвали Одрой. Значит, твой язык – это язык и моего народа. Вот почему я, не ведая слов, разумею твои древние речи!

– Рарог на нашем языке означает Сокол, – ответила Предслава, – а на твоём?

– То же самое! – радостно подтвердил муж.

– Значит, ты внук Сокола, а внуки всегда более похожи на пращуров, чем дети на родителей. Теперь я понимаю, какой он был. И чуб на твоей голове такой же, как у моих предков. Ты по праву вернулся сюда через много-много лет.

– Дякую, что вернула мне силу и знание корней Рода, – молвил Святослав, беря Предславу за руку. – Теперь ты моя жена и должна поехать со мной! – твёрдо сказал он, целуя пальцы ночной богини.

Жрица долгим пытливым взором посмотрела на князя.

– Если ты этого действительно хочешь, – наконец обронила она.

– Хочу, – кратко ответствовал князь.

– Давай принесём благодарственную жертву Загрею за сегодняшнюю ночь…

Они оделись, и Предслава принесла священные жертвенные сосуды. Привычно смешав жидкости в чаре, она протянула её Святославу, потом отпила сама, а остатки плеснула в огонь со словами: «Прими, великий Загрей, жертву чистых сердец во славу твоего имени! Пусть вызревают и наливаются плоды в садах, виноград на лозах, травы в лугах, деревья в лесах! Пусть по воле твоей плодится и размножается всё сущее на земле! Дай знать, угоден ли силам Земли и Неба союз Предславы и Святослава…» Жрица замерла, пристально глядя в огонь. Налетевший предутренний ветерок беспорядочно разметал пламя и выдул из кострища лёгкие хлопья горячего пепла. Одно из них попало на лик Святослава и слегка обожгло щеку.

Предслава помрачнела, но ничего не сказала. Собрав сосуды, она отнесла их в укромное место и хорошо спрятала.

Потом, вернувшись, молвила:

– Скоро рассвет, мы встретим восхождение Сабазия, а потом я поеду с тобой…

Лишь к концу лета пришли добрые вести про то, что дошёл князь Святослав до самого Царьграда, и запросили спесивые визанцы мира и милости его, и заплатили дань положенную, лишь бы не брал он их столицы. Весть о том, что возвращаются с победой русские и болгарские воины, расцветила всю Болгарию в весёлые и сочные соцветья роз и прочих цветов, охапками и гирляндами которых встречали радостные жители своих славных воинов. Потянулись купцы из ближних и дальних земель, начался снова добрый торг, многоречивый и многоцветный, пошли по синему Дунаю не воинские суда, а торговые. Уцелевшие в жестоких битвах воины, чьи руки истосковались по мирному труду, с великой радостью и охотой, отложив в сторону боевые клинки, брали в крепкие длани мирные косы, серпы да топоры, ладили домы и хозяйственные закрома, косили и молотили, и не было для них в то лето работы радостнее и приятнее.

Живена вся сияла от великого счастья, что миновала година лихая и удалось удержать дома единственного сына, ведь он-то теперь ведал, чей он брат молочный, и не раз порывался уйти в сечу, чтоб плеч-о-плеч с князем нести долю воинскую, едва удержали его все вместе. Сколько сил и мольб материнских на то ушло. Зато теперь тихо, и истово всякий раз благодарила Живена богов, а особенно женскую богиню Мать-Макошь за то, что помогла сохранить последнего сына, опору и надежду рода Лемешей.

Глава восьмая Невзор Лета 6479 (971)

К тебе, воевода, снова тот купец греческий пожаловал, – доложил пожилой охоронец Свенельду.