– Там, у входа, о Великий, тархан Бабур, греческие стратигосы и другие военачальники. Они говорят, что во дворце Бека никого нет – ни самого Бека, ни его помощников, ни личной охраны, только несколько старых слуг и евнухов. Поэтому они осмелились прийти к тебе, о Божественный Владыка…
Что несёт этот несчастный, что дэвы похитили ночью Бека и его окружение? Это немыслимо! Но ведь Бек действительно сегодня не пришёл, и его помощники тоже…
– Пусть войдут, я сам буду решать вопросы, такова божественная воля!
Всё было необычно в этот день, всё было в первый раз. Никто не знал, как вести себя с самим Великим Каганом, – можно ли сидеть в его присутствии и где, как говорить, как задавать вопросы. Всё-таки после продолжительной суеты и ползания на четвереньках пришедшие разместились на полу, устланном дорогими коврами, низко склонив головы и не поднимая глаз на Кагана.
– Пусть говорит старший из вас, – разрешил Каган.
– О Божественный! – подал голос тархан Бабур. – Над Хазарией собрались чёрные тучи. Князь урусов Сффентослаф уже близко, мы собрали большое войско, нужно решить, кто возглавит его и как мы будем сражаться против урусов. – Бабур замолчал, и наступила тишина, прерываемая только гудением мух.
– Где Бек и его помощники? – спросил Великий.
– Из града исчез сегодня ночью не только Бек, его семья и помощники, но и самые богатые и именитые иудейские купцы и чиновники, – подавленно отвечал Бабур. – Они ушли перед рассветом на больших купеческих кораблях.
«Похоже, дэвы здесь ни при чём, – подумал Каган. – Иудейские крысы просто сбежали, почуяв опасность. Хм, тем лучше, значит, теперь никто не посмеет мне мешать и указывать, что делать, а чего нет. Постой! – сказал сам себе Владыка. – Но если это так, то я теперь становлюсь настоящим повелителем, истинным Великим Каганом! Значит, я должен сам решать все военные вопросы, назначать военачальников, а может, и сам возглавлю армию, как это велось у моих доблестных предков…» От этой догадки голова слегка пошла кругом и стало легко, как от греческого вина. Наконец, уняв волнение и растерянность, Владыка занял подобающую величественную позу.
– Я должен посоветоваться с высшими силами и принять решение! – торжественно и величественно изрёк Каган. – Сегодня вечером перед заходом солнца всем быть здесь, а сейчас уходите! – Повелитель сделал знак рукой. Согбенные спины попятились к выходу, подобострастно отбивая поклоны.
Великий Владыка почувствовал, чего ему так не хватало, – ритмичного удара бубна, звяканья колокольцев, – той магической древней силы, что подспудно жила в его крови, усыплённая иудейскими раввинами. Ощущение полноты власти пьянило его, и Каган, кликнув охоронца, велел ему:
– Позови ко мне Верховного Шамана.
Выпив колдовского напитка, вдыхая аромат особых трав, что курились в священном золотом треножнике, закрыв глаза и перебирая в руках древний амулет, Великий Шаман что-то бормотал и покачивался в такт одному ему слышной мелодии. Его помощник с лицом, будто выточенным из жёлтой кости, сидел поодаль и переводил загадочное бормотание шамана на человеческий язык.
– Спроси у зрящего Духов, знает ли он, почему Русский Пардус до сих пор не ведает поражений? – задал первый вопрос Каган.
– Потому, о Великий Владыка, – отвечал, прислушиваясь к бормотанию Верховного Шамана, помощник, – что он не человек – он
– Чья победа будет в сражении за Итиль? – охрипшим голосом, теряя обычную величавость, спросил Владыка.
– Никому из смертных, даже Великому Шаману, не дозволено предсказывать события, в которых участвуют дэвы! – перевёл ответ помощник. – Но Великий Шаман будет просить духов помочь в предстоящем сражении, – закончил переводчик. Шаман снова заговорил, и помощник весь обратился в слух. – Великий Шаман говорит, о Владыка, что видит на голове победителя золотой обруч, более не дозволяют зреть духи…
В словах главного колдуна не было для Кагана чего-то нового, но последние слова вселили надежду, ведь золотой обруч и сейчас на его голове, это знак могущества, символ владычества над Хазаре – Прекрасной Долиной, как переводится с иудейского название его страны.
Вечером, когда военный совет впервые собрался в его дворце, Каган спросил:
– А что думают мудрые византийские стратигосы о предстоящем сражении с урусами?