– Целых пять сотен лет. В память о той жизни богатой и мирной и в честь Пращуров славных мы поныне празднуем Красную Гору. А держава могучая, предками нашими основанная, которая протянулась от Рай-реки до Карпат, звалась Русколанью, так-то! – степенно заключил рассказчик.
– Эге! – с недоверчивой улыбкой воскликнул молодой. – Это, выходит, Кий целых пятьсот лет прожил, а потом ещё и здесь, на Непре, град поставил?
На его вопрос многие рассмеялись. И уже кто-то другой сказал:
– Да ты что, не знаешь, сколько потом Киев было? Вот один из его потомков и основал наш град.
Темнело синее небо, и на нём загорались яркие звёзды. В Непре плескались Русалки и булькал Дед Водяной. В Киеве гасли огни и крепким сном засыпали люди.
Долго сидели дружинники у костра, беседуя, пока начальники не вызвали полки на вечернюю поверку. Затем выставлялась стража, а воины расходились к своим лошадям. Снимали на землю попоны и, положив рядом оружие, укладывались спать.
Тем временем три борзых гонца, пробегая версту за верстой, скакали на Русь с вестью про взятие Святославом Итиля. За ними, отстав на седмицу, шли другие с чудной вестью о взятии Беленджера и Семендера, а за ними – известие о Ейской победе, покорности яссов, про бой Притыки в Танаисе и победе над койсогами.
Спал Киев-град ничтоже сумняшеся, а на заре прискакивали первые гонцы. И радостная весть понеслась над Киевом, пробуждая людей: взят храбрым князем Итиль, сердце Хазарии!
А через седмицу новая весть – пала вся Хазарщина, что три века была над славянами!
А ещё через три дня – в великой битве на Дону у Танаиса побеждены степные койсоги, и теперь Русь становится твёрдо на Дону и Волге!
Радовались и пели кияне, а купцы снаряжали подводы, чтобы первыми идти на восход, начинать торги с армянами, персами и Хвалынью, а обратно везти в Киев шелка и товары из Асии, с великих земель Синьской и Индикийской. А больше всего надеялись прихватить побольше дешёвых рабов из покорённых Святославом народов, чтобы побыстрее отвезти их в Тьмуторокань, Фанагорию и другие приморские грады, куда уже устремились охочие до рабов купцы из византийских климатов, из самой Византии, а также арабские да персидские гости. Считали киевские купцы византийские деньги – золотых овнов и серебряных рыб – и прятали подальше, чтобы подводчики, увидев, не соблазнились и, прихватив наскоро воску, пеньки, мехов, ярой пшеницы, льна да мёду доброго, отправлялись в покорённые земли.
Дозорные, встречая такие обозы, тут же сообщали о них начальнику, упреждая, как водится, какой купец с каким товаром и куда направляется.
– Купцы киевские Самсон, Мамон и Кубышка, – доложил дозорный полковник Издебе, – направляются двое на Волгу, а Кубышка в Танаис. Везут пеньку, дёготь, меха и воск. По всему, торопятся не столько быстрее товар сбыть, сколько рабов подешевле в завоёванных землях набрать, – добавил полковник.
Увидев княжескую дружину, торговцы приветствовали её радостными криками и маханием рук, а три купца – дородный Самсон, коренастый Мамон и малорослый, лысоватый, с будто приклеенной угодливой улыбкой Кубышка, – спешившись, низко кланялись проезжавшим мимо князю и темникам.
Святослав засмеялся, повернулся к темникам:
– Видите, друзья, как торопятся наши гости? И не помнят небось, как недавно кричали про мир с хазарами, яссами и койсогами. Я так скажу вам: торговцы в час мира – благо, а в час войны – великое зло. Ибо торговцам златые овны милее родной земли. И когда они вам «славу» кричат, слушайте, а плеть наготове держите, чтобы при первом случае дерзости меж ушей стегануть как следует! А что, гости честные, – обратился князь к купцам, придержав коня, – разве отменён мой указ об уплате десятины с товара за позволение торговать?
Засуетились купцы, засмущались. Мамон с Самсоном переглянулись, нервно переминая в руках шапки.
– Дак мы же, княже наш пресветлый, того… э-э-э… мы же, как бы сказать… – замешкались они.
– Для этого к тебе и поспешили! – выпалил шустрый Кубышка, сияя наиугодливейшей улыбкой.
– Что-то десятины в руках ваших не вижу, – нахмурил бровь Святослав.
– Так мы спросить только хотели, кому из твоих темников надлежит десятину отдать и кто в хартии знак о том, что десятина уплачена, поставит, – опять протараторил Кубышка.
Князь, усмехаясь в усы, указал на старшего темника. Потом глядел, как шли торговцы с десятинами к нему, а Издеба ставил княжеский знак на их торговые хартии. И с тем княжеским дозволом спешили потом через Дон к Волге, чтобы поскорей справить дело и не упустить барыш. Многие, накупив пленников, гнали их в греческие полисы, чтобы продать там и вернуться с товарами. Голодные, измученные, – купцы кормили их скудно, – тащились они по дорогам на полдень.
– А скажи, брат Издеба, – обернувшись к старшему темнику, тихо спросил Святослав, – отчего Ворон всякий раз, как купцов встречаем, исчезает куда-то?