Святослав. Хазария

Они свернули за угол и вдруг в привычном шуме толпы услышали совсем иные звуки: откуда-то раздался громкий и чистый голос гусельника и рокот его серебряных струн. Привлечённые пением темники подошли к колу плотно стоящих людей. На небольшом возвышении в углу Торжища сидел старый Боян. Рубаха и штаны на нём были из сырого домотканого полотна, подпоясанные простым вервием. Длинная белая борода и усы, морщинистое лицо, розовые, с прожилками вен, щёки и бездонные очи цвета льна, которыми он глядел, устремив перед собой невидящий взор, поскольку уже много лет как ослеп. Однако худой стан его был на удивление прям, а голос чист и силён. Невидящими очами глядел он куда-то в древнюю даль, о которой пел, а руки привычно перебирали струны гуслей.

– В старые времена, – пел Боян, – жил мудрый прародитель наш Ирий. И имел он трёх сыновей, трёх славных мужей, – один звался Кий, второй Щех, а третий храбрый Хорив. В те давние времена славянские Роды были едиными и имели державу великую Русколань. А пришли они из земли Семиреченской в край Русский, и прославляли богов светлых – Даждьбога-отца, Яробога, Ладо, Купало, Вышня, Крышня, Велеса и Стрибога, Хорса, Перуна и Деда богов Сварога, и потому назывались славянами. Князья и Кудесники Родами правили, а Старейшины судили людей под дубом Перуновым. И жили они у Горы Великой пять сотен лет, а потом пошли к Непре-реке, к Волхову и на Дунай и ещё пять сотен лет счастливо жили. Кияне на Непре град основали Киев, а борусы ушли дальше к Дунаю и там сражались с Траяном. Мы же в Киеве обосновались, дома из дубовых брёвен поставили, и стал тот град сердцем новой земли Русской, стал венценосной столицей края лесного и огнищанского. Тысячелетние Боголесья теснились вокруг него, и в тех Дубравах положили Пращуры Бел-камень, окропив его кровью чистейших агнцев. И стало то место главным Требищем и Мольбищем. И на Мольбище том веснянки пели в Яре, огонь Купалин разводили летом, Первый Сноп приносили в жертву Даждьбогу, а в Овсени плоды, цветы и кринку мёда-самотёка. И Тризны справляли, вспоминая Отцов с Праотцами и всех витязей, что приняли храбрую смерть на поле брани. И да пребудет вечно над градом Киевом защита богов славянских!

Так пел Боян, и люди стояли, погрузившись в думы. И хотя знали темники всё, о чём рассказывал в песне старый гусляр, но тоже стояли и слушали с не меньшим интересом.

Слава богу Перуну Гремящему!
Слава Огнекудрому Златоусому богу нашему,
Который верных ему ведёт по стезе Прави,
А на врагов посылает разящие стрелы-молнии.
Он же для воинов всегда есть Честь и Суд.
Слава князю нашему Святославу Хороброму,
Яко тот воистину есть Перунич!
Ныне обрела земля наша опору твёрдую,
Ныне стал Святослав свет Игоревич воеводой Руси великой.
Слава Святославу, князю нашему!
Слава стольному граду Киеву!
Слава богам русским, отныне и во веки веков!

Слушая Бояна, темники совсем позабыли про неудачу с конём, и лишь когда старец запел о Святославе, продолжателе пращурской веры и великих славянских традиций, тогда вспомнили друзья о подарке для князя.

Походив ещё по разноязыкому Торжищу, они вернулись к кузнецу-броннику и купили пару его хитроумных наручей, а также удобный подшлемник.

Услышав, для кого подарок, кузнец сам выбрал из своего товара лучшее и цену ломить не стал, пожелав, чтобы его наручи всегда хранили князя и верно служили долгое время.

Несколько успокоенные темники покинули наконец Торжище. Заждавшиеся стременные помогли оседлать коней, и три друга поскакали в направлении княжеского терема.

А старый Боян ещё долго пел людям. Солнце освещало его седые власы, а скоро и вечер синей тенью постелился у ног. Сгущались предвечерние сумерки, на востоке поднимался ярый месяц, и Торжище постепенно пустело. А Боян, не видя этого, продолжал петь, глядя в сваргу незрячими очами: