Какой контраст с нашими, в худшем смысле слова варварскими временами, когда казаков Краснова, никогда не присягавших советской власти, эта власть обвинила в измене и обрекла на участь не лучшую, чем у жертв Филлипополя! Впрочем, в той войне и к побежденным врагам относились без призрака языческого рыцарства минувших веков. O tempora, o mores!
Возможно, Святослав просто хорошо знал — от Бояна или Калокира, неважно — о сложившейся в Болгарии за десятилетия царствования византийского холуя Сурсувула "партии" таких же, как он, "агентов влияния" Восточно-римской империи. Конечно, молодые царевичи, выросшие в "почетном" заточении в Царе городов, попав на родину, не могли не оказаться в их тесных объятиях. И мятеж, и попытки сопротивления Святославу — не столько дело рук молодого царя и его брата, сколько работа их "советников" из близких к покойному Петру людей.
Святослав не стал лишать Бориса и Романа знаков царской власти. Он уже не был "царем болгарам". Он был правителем исполинской державы от Волги до Родопских гор, от Ладоги до злополучного Филлипополя. В Новгороде от его имени правил его сын Владимир, в Киеве — Ярополк, во Вручае — Олег, в Тмутаракани — загадочный "Сфенг". И пусть в новой вассальной столице правит по-щаженный, то есть — вспомните "Ряд людской" — как бы усыновленный им Борис. Князьком "под рукою" великого князя Переяславецкого и всея Руси Святослава больше, князьком меньше…
Борис явно сумел оценить отличия пребывания под властью князя-язычника от золотой клетки "братского" Константинополя. Это показывает то, что он и не пытался использовать предоставленную ему свободу, чтобы бежать к ромеям или как-то связаться с ними, просить о помощи, о вызволении. Более того, он решил, если уж не удалось избавиться от русов с помощью ромеев, расправиться с помощью русов с Византией. Он подробно объяснил Святославу, что весь мятеж был провокацией Царьграда. Князя, в общем-то, и не надо было настраивать против Второго Рима. Еще осенью 969 года — доживал последние месяцы злополучный Фока — дружины русов вторглись на земли империи. Что, кстати, само по себе разрушает предположения некоторых исследователей — того же В. Кожинова — что до убийства Фоки наш герой был-де лояльным союзником этого последнего. А весной Иоанн Цимисхий выслал посольство, и в ультимативной форме потребовал, чтобы варвар, сделав то, за что получил плату от Фоки, ушел в свои земли или к Босфору Киммерийскому (Тмуторокани), а Болгарию оставил… ромеям, ибо та-де является законной частью византийской провинции Македония.
Это было обычное для греков, мягко говоря, вольное обращение с исторической правдой. На самом деле за полвека до того, при Симеоне Великом, именно Македония стала на время частью Болгарии. И тон для общения со Святославом, и тему Цимисхий выбрал самые неподходящие. Святослав презирал наемщину, и мало чем можно было заслужить большую ярость князя, нежели обращением с ним, как с наемником. Просто трогательно читать рядом с этим образчиком имперского "дипломатического" хамства слова Диакона, что-де Святослав "проникся варварской наглостью и спесью". Боги благие, ну чья бы корова…