Святослав Хоробре: Иду на Вы!

Полезно сравнить все это с деяниями недостойного внука Игоря, коего славят, как великого борца с "печенежской опасностью" за выстроенные на Десне(!), Остре, Трубеже, Суле, Стугне городцы с гарнизонами из чуди, мери, словен и кривичей. При нем была непрестанная "великая брань" с печенегами, едва ли не ежегодно прорывавшимся к киевским предместьям.

Боги, кто постигнет логику историков? Сделавший Дон "Русской рекой" — "бездарный полководец", а строивший по Десне острожки от печенегов — "государственный муж". Тот, кто на полвека обезопасил страну от набегов и превратил врагов в покорных вассалов — "авантюрист", а тот, при ком эти враги только что не зимовали под столицей, кто прятался от вассалов деда то под мост, то за широкую спину ремесленника-кожемяки, конечно, "гений".

Не стоит, конечно, стричь всех под одну гребенку. Обязательно надо назвать имена историков, смывавших с памяти отца Святослава клеймо "бездаря" и "слабого государя". Это Д. И. Иловайский, А.Н. Сахаров, И.Я. Фроянов (именно в работах Игоря Яковлевича я и наткнулся на "воеваша на печенеги") и некоторые другие. Однако, как писал тот же Честертон в рассказе "Скандальное происшествие с патером Брауном", "просто поразительно, сколько людей слышали эту историю и не слышали ее опровержения". Государь, заслуживающий памятников, остается увековеченным в карикатуре.

И этот-то великий государь и полководец безоглядно сунулся в расставленную своей же жадностью ловушку? За мехами и медом — после золота и шелков?

Опять вспоминается "Сломанная шпага": "Один из рассудительнейших людей на свете безо всяких оснований поступил, как безумец". Словно про Игоря, точнее, про "Игоря" — летописную карикатуру — сказано. Нет, все это не заслуживает даже названия версии. Много уместнее — байка. Кем она могла быть рассказана? И кто все же сделал из нее версию — официальную, в летопись вошедшую?

3. Загадочная дружина.

Ай дружинушка моя все молодая,
А молодая вся ненадежная…
Не дружинушка тут есте хоробрая,
Столько одна есте хлебоясть.

Былина "Вольга и Микула".

Но сперва поговорим об еще одной нелепости летописной байки, нелепости, наименее очевидной для современного читателя.

Представьте — поход за данью на землях покоренного племени. И правитель говорит дружине: "Поезжайте домой, я вас нагоню"… Нет, я не о том, что приказ самоубийственно глуп, а Игорь вроде бы не самоубийца и уж определенно не глупец. Об этом мы уже говорили. Говорили о том, почему он не мог отдать такой приказ. Но даже если бы и отдал — дружина не могла его послушаться!

По той же летописи Игорь советовался с дружиной и поступал, как она скажет. Его сын именно недовольством дружины объяснял матери свое нежелание креститься. А его внук при первом признаке недовольства дружины деревянной посудой прикажет подать ей золотую. Еще одного их общего потомка разъяренные дружинники буквально заставят порвать почти подписанный мир с осажденным Торжком: "Мы их не целовать пришли".

Князь дружине не хозяин и даже не командир, а дружинник — не боевой холоп позднейшей Московии и не солдат. Приказы он обсуждает, и еще как! Примеров тому в летописи множество. Чему там нет примеров, так это тому, чтобы дружина в походе оставила своего вождя, по приказу или без. И не у одних русов: от Исландии до Японии викинг, дружинник, нукер, самурай никогда бы не поступил так — из страха бесчестья, что хуже смерти.

Тацит о германских дружинах:

"они сражаются вместе с вождем и почитают за бесчестие жить после его смерти".

 Ибн Фадлан о воинах "царя русов" в 920 году (во времена Игоря!):

"они умирают после его смерти и подвергают себя смерти за него".

 Летопись:

"где твоя, князь, голова ляжет, там и свои сложим".

Они не могли оставить князя. Но оставили!

Что же это за загадочная дружина, которой закон чести не писан?

Во-первых, как мы помним, незадолго до того Игорь сильно пополнил свою дружину выходцами с Варяжского моря. То есть большинство княжеской дружины в ту злополучную осень — новички-варяги, не прошедшие с князем ни одной битвы. Уцелевшие старые соратники либо в "малой дружине", либо остались беречь Киев — не на без году же неделя своих варягов его оставлять?!

И вот эти новички возвращаются в Киев. Одни. Без князя. И именно они — кто ж еще? — рассказывают дикую байку о внезапном приступе жадности у старого государя и его ближних соратников, — их тоже нет — и о том, что их князь, видите ли, отпустил.