Святослав, князь-ратоборец

Всё дело в том, что в отличие от своего отца Святослав был личностью харизматической, ставшей легендой ещё при жизни, и для дружины он был олицетворением того героического идеала, к которому стремился каждый воин. И совсем другие отношения между князем и дружиной были уже при Владимире Святославиче, который не жалел казны для своих людей, говоря при этом: «Серебром и золотом не найду себе дружины, а с дружиною добуду серебро и золото, как дед мой и отец с дружиною доискались золота и серебра» (Повесть временных лет). Правда, и при нём находились недовольные в рядах дружины, которые пытались мутить воду, но здесь автор Повести сделал очень интересное замечание по этому поводу – «Когда же, бывало, подопьются, то начнут роптать на князя». Но это явление обыденное, можно сказать, бытовое. Понятно, что вино ума ещё никому не прибавляло, но всё дело в том, что и княжеская власть при Владимире усилилась настолько, что сын Святослава при желании мог скрутить всех недовольных в бараний рог. Потому и роптали мужи княжеские только после застолий, когда кажется, что море по колено, а Владимир на это смотрел снисходительно, посмеиваясь в душе. Только вот у Игоря всё было иначе, государство ещё только формировалось, а княжеская власть не окрепла настолько, чтобы он мог силой заткнуть рот смутьянам. Поэтому и стали возможны те демарши, которые устраивала его дружина.

И дело не в том, что князь был жаден и скуп для своих людей – сведений об этом мы не найдём в летописях, а потому и не будем князя в этом упрекать; дело в том, что жадность как раз проявляли дружинники. И причиной этого было не то, что им действительно плохо жилось, а то, что у кого-то было больше, чем у них. Так было во время первого конфликта с князем, так будет и во время второго. Да и на Дунае, когда послы базилевса предложили откуп, именно дружина настояла на прекращении боевых действий, получив значительные суммы денег без каких либо усилий со своей стороны. Трудно сказать, почему Игорь не мог призвать их к порядку, а часто шёл у них на поводу. Возможно, опасался, что без их поддержки тот же Свенельд заберёт слишком большую власть и потеснит его самого. Но как бы там ни было, но именно отношения князя со своими людьми и привели к трагедии.

Началось всё с появления Свенельда – а вот откуда он пришёл в Киев в 945 году, это особая тема. Но сначала была жалоба: «В тот год сказала дружина Игорю: “Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги. Пойдем, князь, с нами за данью, и себе добудешь, и нам”». Вот так передаёт эти события Повесть временных лет, и из неё можно сделать вывод о том, что воевода о своих людях заботится, а Игорь нет, вроде как золота жалко. Но вот какую картину рисует Супрасльская летопись, и выводы здесь напрашиваются совершенно другие: «По сих же рекоша дружина Игорева: “Яко Свинтель издобылся всего, a мы не тако; ныне поиди на древляны и взложи на них дань”». То есть дружинники открытым текстом заявляют князю: Свенельд взял добычу больше, чем мы, нам завидно, пошли на древлян за данью! Вот она, алчность во всей красе! А ведь мы помним, что древлянская дань была отдана Свенельду, и, подбивая князя идти в эту землю, дружина явно провоцировала его на конфликт с воеводой, который мог привести к очень тяжёлым последствиям. Конечно, к этому времени Игорь мог эту самую дань и отобрать у Свенельда, но летописи, которые сообщают, как он её ему пожаловал (аж целых два раза!), ни словом не обмолвились о том, как князь её отобрал. Опять же явно не случайно дружина завела речь именно о древлянах: а куда им ещё идти, с Византией мир, там, где побывал Свенельд, точно ничего не осталось, грабить княжеские земли тоже нехорошо, а вот пройтись по землям ненавистного воеводы и недружественных Киеву древлян – милое дело! И процесс пошёл.

Но был во всём этом ещё один момент, не менее значимый, но на который почему-то не принято обращать внимания. Дело в том, что и у викингов, и у варягов военная добыча считалась даром богов, а потому её надо было выставить напоказ, дабы видели все. Можно представить, какими глазами смотрели княжие мужи на воинов Свенельда, ходивших в шелках. По их понятиям, на том, кто завладел такими трофеями, лежит милость богов, а раз боги милостивы к Свенельду, то, соответственно, и к его людям. В дружине Игоря тоже было много варягов, а потому в их головах невольно рождался вопрос: а как боги относятся к их князю? И упадёт ли на них тень его удачи, если таковая есть?