Святослав. Великий князь киевский

Так повелось, что и в судебные дни, и в думные Мария сидела рядом с мужем на высоком столе, внимательно слушала, иногда негромко, ненавязчиво давала советы, и Святослав каждый раз поражался её ясному уму и взвешенным суждениям. Очень скоро Вексич, а затем и другие мужи его двора не просто смирились с её присутствием в стольной палате, но и приняли участие княгини в делах княжества как нечто вполне естественное.

Вечерами наступало время, наиболее Святославом любимое и ценимое. Они шли в горницу при библиотеке, где по примеру отца князь устроил удобные лари и ложа, всё для чтения, отдохновения, размышлений и писаний.

Он читал, Мария чаще писала короткие, весёлые послания братьям, подробные письма матери и отцу, записочки сестре.

Поначалу Святослава поражала её привычка писать письма.

   — Ты бывал когда-нибудь в Новгороде? — спросила она его однажды, когда он в очередной раз восхитился её подробным и складным письмом.

   — Нет. Поехал было на княжение, да строптивые новгородцы, пока я добирался до Чернигова, передумали. Так что я и не доехал.

   — А матушка наша в Новгороде росла. И отец мальчиком там обучался. У нас там своё подворье.

   — Что из того?

   — А то, что в Новгороде все дети с малых лет учатся. И я там училась.

Мария с увлечением, с подробностями принялась рассказывать о прекрасном северном городе. Благодаря обязательному обучению в школах и для мальчиков, и для девочек в Новгороде все горожане умели читать и писать. Этому немало способствовало давнее открытие северян — береста, на которой можно писать особым резцом — писалом, выдавливая буквы. И если в других местах переписку зачастую ограничивало малое количество и дороговизна пергамента, то в Новгороде даровая по сути «бумага» способствовала широкому распространению письма. В школах ребятишки шили тетрадочки из бересты, не жалели её на всякие баловства, смешные рисунки, дразнилки. Когда становились постарше, писали любовные записочки.

Бересту князю приходилось видеть во время поездок в Муром с отцом. Здесь же, на юге, она почти не нашла распространения.

Мария с трудом переносила долгие и обязательные пиры со старшей дружиной, ближними боярами, гостями. Пригубив одну чарку, она обычно уходила к себе. Впрочем, скоро князь убедился, что большинство местных бояр и нарочитых мужей смотрели на молоденькую красавицу княгиню с умилением и нежностью, все были отлично осведомлены о её положении. О своих и говорить не приходилось — её обожали.

Первое время часто приезжал князь Холмский с молодой княгиней Милушей. Их свадьбу без особого шума справили через месяц после свадьбы Святослава и Марии. Они жили у себя, в Холме, где князь к приезду жены пристроил к старому дворцу новые терема; светёлки, превратив его в нечто сказочное. Милуша оставалась всё такой же хохотушкой, продолжала подшучивать над Святославом, хотя и видела, что это задевает Марию. Сам Святослав относился к этому добродушно, особенно после того, как узнал, что и Милуша в тягости.

По совету мамок и знахарок Мария каждый день расхаживала с утра и до полудня либо на гульбище, либо за стеной, по выпавшему на короткое время снегу. Для прогулок князь подарил ей соболью шубку, подбитую невесомой векшей[36], и соболью же шапочку с красным бархатным верхом.

Однажды ночью к Святославу пришёл, таясь, посланец от верного человека в Галиче. Он сообщил, что князь Владимир успешно завершил переговоры с уграми о союзе против Волыни. Подробностей он не знал, но по всему выходило, что удар будет нанесён в будущем году. Святослав вспомнил, как говорил ему отец: «Не простят мне, что посадил тебя на такой богатый престол, а уж Владимир Галицкий не преминет сделать из этого предлог для усобиц».

На следующий день Мария вернулась с прогулки раскрасневшаяся, весёлая и принялась оживлённо рассказывать о чирках, живущих в заводи. Глупые птицы обманулись долгой тёплой погодой, не улетели вместе со всеми на юг и теперь зимовали здесь. Мария их подкармливала.

Святослав слушал рассеянно, пару раз невпопад кивнул головой. Мария сразу же почувствовала, что мысли мужа витают где-то далеко, и прямо спросила, что его беспокоит.

Он хотел было уйти от ответа, опасаясь разволновать жену. Но Маша настаивала, и пришлось всё рассказать.

   — Как может Владимир Галицкий идти против тебя, ведь ты же помог ему, когда половцы на Галич пошли! — возмутилась она. — Я помню, как внезапно ты уехал от нас из Полоцка...

   — Перед Диким Полем все наши внутренние раздоры отступают, — сказал Святослав.

   — Что ты думаешь предпринять? — с тревогой спросила Маша.

   — Прежде всего надо сообщить отцу. Доверить письму такую весть нельзя. Значит, надо послать верного и умного человека, чтобы мог всё толково изложить. Ты знаешь, выбор у меня невелик.

   — Пётр, Ягуба и Васята? — улыбнулась княгиня.

   — Да. Одного из них.

   — Петра, — твёрдо сказала она.

   — Почему именно Петра?

   — Не знаю... Он тебе предан... Впрочем, они все тебе преданы... Не могу объяснить. Просто мне так кажется.

Святослав обнял и поцеловал жену.

   — Но ты права, Пётр более подходит для таких дел. И когда ты успела его раскусить?