Святослав. Возмужание

Не успел Веряга прийти в себя, как перед ним возникли, будто из-под земли выросли, оставшиеся трое печенежских всадников. И вновь воздел темник свой меч, вступив в жестокое неравное единоборство. Враги опять стали теснить его к краю оврага, и неизвестно, чем бы всё обернулось, но тут с боевыми кличами подоспели воины Лесины и вмиг покончили с нападавшими.

– Дякую, друг Лесина! – прохрипел Веряга. – Ежели б не ты да не Перунова подмога, загинул бы нынче…

Тяжело спрыгнув с коня, он привычным жестом сорвал пучок травы, вытер окровавленный меч и вложил в ножны. Только теперь он заметил кровь на своём левом плече, где была распорота кольчуга. От неимоверного напряжения руки и ноги гудели, а по всему телу растекалась слабость. Почти безучастно слушая укоры Лесины за то, что остался один, без охраны, Веряга опустился на пригорок, снял шелом и подставил прохладному Стрибогу свою потную разгорячённую голову.

Один из печенегов, раненный Верягой в грудь, ещё был жив и стонал. Тот же, что лишился руки, истёк кровью и умер.

– Приведите раненого в чувство, – велел Лесина, – допросить надобно.

Когда холодная вода из русского шелома стала литься на голову и грудь печенега, тот зашевелился и открыл мутные, исполненные боли и оттого ещё более тёмные очи.

– Кто тебя послал? – спросил, наклонившись над ним, Лесина.

Воин, принесший воду, повторил вопрос по-печенежски.

Раненый с усилием обвёл глазами стоявших вокруг, и тут взор его упал на сидящего неподалёку Верягу. В очах степняка вспыхнула и тут же стала гаснуть искра.

– Какая… могучи… батыр… – задыхаясь, произнёс он на ломаном русском. – Коня… вытяни… Против десять… выстои… – потом часто задышал, закрыл очи, потянулся и умер.

Веряга с воинами вернулся к кургану, на котором его пытались убить вражеские лазутчики, призвал к себе Плавуна-сотника и поставил его сотню личной охраной.

Сражение с печенегами продолжалось до вечера. Потом тьмы разошлись, и ночь скрыла их друг от друга. А на рассвете русы, приготовившиеся к новому кровопролитному сражению, вдруг увидели чистое поле – печенеги исчезли. Видно, снялись ночью и ушли далеко в степи.

Между тем Издеба, Притыка и другие темники яростно бились с хазарами, наседавшими с солнечного восхода. Мчались русы на врага ястребами, налетали коршунами, но крепко было спаяно Ядро хазарское, и молодой сын кагана Яшак, отразив нападение, всё ближе продвигался к Киеву. В ночи располагался станом, выставив усиленную охрану, которая спала днём, а ночью несла службу. Основные же тьмы, отдохнув за ночь, к утру были со свежими силами и продолжали теснить русов, вдвое превосходя их численностью.

Глава седьмая Ратники

Лета 6466(958)

Гонец скакал, уже третью ночь не покидая седла. Веки отяжелели, смыкаясь сами собой, и сознание время от времени проваливалось в вязкую черноту забытья.

Очнулся, когда конь начал сбиваться с шага, затем как-то тяжело зашатался, дёрнулся всем своим большим телом и рухнул на подломившихся ногах.

Всадник, падая, успел в последний момент округлить спину и выдернуть ноги из стремян. В горячке и от страшной усталости он почти не почувствовал боли, только удар, вслед за которым будто невидимый зверь рванул когтистой лапой правый бок и плечо. На миг замер от страха: вдруг он покалечился и не поспеет вовремя?

Гонец устал так, что казалось – пусть рушится всё вокруг, а он останется лежать на этой тёплой мягкой пыли и будет спать, спать, спать…

Обращённое к земле ухо уловило едва ощутимую дрожь – где-то скакала конница. Гонец встрепенулся, заставил себя подняться. С трудом, но это удалось. Слава Перуну, Велесу и прочим богам, он доскачет!

Второй конь нервно ржал и дёргал повод, привязанный к павшему собрату. Ковыляя на негнущихся ногах, посыльный намотал повод на левую руку, а правой вытащил засапожный нож и отсёк им сыромятный ремень от луки седла. Лежащий на боку скакун ещё всхрапывал и часто дёргал ногами, совсем недавно такими быстрыми и сильными.

– Прости, друже, загнал я тебя насмерть… Прости, только нельзя, чтобы нас опередили, – прохрипел гонец.

Тяжело взобравшись в седло, он пришпорил второго коня и быстро скрылся в ночной темени.

Утром с городских стен киевская охрана увидела на дороге пыль от копыт одинокого всадника.

– Видно, устали оба, – заметил кто-то, – вон как тяжело скачет…

Между тем всадник приблизился к граду.

– Откуда гонец? К кому едешь? – преградила ему путь стража у ворот.

– Дай дорогу! – хрипло закричал всадник. – Враги за Киевом! Печенеги с полуночи идут!

Стража распахнула ворота, и гонец поскакал в Ратный стан. Осадив коня, с которого клочьями падала пена, а впавшие бока ходили, как кузнечные меха, посыльный передал недобрую весть Свенельду.

– Напоите, накормите, пусть отдохнёт, – велел воевода, а сам поскакал в княжеский терем.

Гонца тотчас окружили, поили квасом, несли воду для умывания.

– Как же так печенеги на севере объявились? – недоумевали все. – Они ведь седмицу тому назад на полудне с Верягой сражались…