Святослав. Возмужание

Вскоре было собрано два полка огнищанских детей, и Святослав с будущими темниками уже сам помалу начал проводить обучение, чтобы Малая дружина умела стройно ходить и быть послушной указу начальников.

И старые ратники, на них глядючи, говорили:

– Добрые вои будут из отроков, княжич вон как старается. Можно только подивиться, как ладно у него выходит, а сам же ещё дитя!

* * *

Подольский кузнец Молотило сквозь стук молота о наковальню услыхал, как залаял пёс. Может, за заказом пришли, решил он и выглянул из открытых дверей кузни. Никого у калитки не было, да и пёс почему-то лаял в сторону от улицы. Кузнецу показалось, что чья-то небольшая, но быстрая фигура промелькнула за угол курятника. Молотило в три огромных прыжка выскочил с другой стороны – и чернявый оборванец с селезнем в руках едва не налетел на него. Бросив птицу, отрок попытался дать дёру через огород, но кузнец семимильными шагами настиг его и ухватил своими железными ручищами-клещами.

«Ведь убьёт же, убьёт!» – мыслил перепуганный отрок, со страху стараясь сжаться в комок и спрятать голову, поняв, что ему не вырваться. Разве ж можно было ожидать, что хозяин вдруг явится, да к тому же такой жилистый с литыми плечами дядька окажется столь быстрым в движении. Изо всех сил, сопротивляясь, отрок вертелся ужом и верещал поросёнком. Только могучая рука кузнеца даже не вздрагивала от отчаянных рывков и прыжков, будто принадлежала не живому человеку, а кованному из меди истукану. Когда же мрачный хозяин треклятого селезня повёл лихоимца в дом, то сердце виновника и вовсе оборвалось, дыхание остановилось, а перед глазами поплыли тёмные круги, как в омуте. Теперь точно насмерть зашибёт!

Железная рука вовлекла маленького татя в дом и плюхнула у большого стола на дубовую лаву. Стальные клещи пальцев, удерживавшие рубаху за шиворот, разжались, и оборванец ещё пуще скукожился, как засохший стручок гороха, и закрыл глаза, ожидая удара огромного кулачища. Но прошёл миг, другой, третий… удара не было. Оборванец несмело приоткрыл один глаз, потом второй. Перед ним на столе появились миски со снедью.

– Ешь! – кратко повелел кузнец. Отрок, отказываясь, замотал понурой головой.

– Не хочешь, значит…. А кто только что агнцем блеял, мол, я сирота, от голоду злодейство совершил… Ты чей же будешь?

– Мо…Мор…Моржиных… – еле выдавил отрок.

– Каких таких Моржиных? Где живут? Тебя-то как прозывают?

– Его Блудом кличут, – подсказала невесть откуда вдруг появившаяся дочка кузнеца Овсена. Она глядела на неухоженного лохматого пленника с жалостью.

– Утопли в Непре, когда паводок большой был. А дед мой Ладзимир пьянствовать начал, – по-прежнему не поднимая глаз, сказал отрок.

– Знавал я родителей твоих, по Прави жили, и дед добрым перевозчиком на Непре был, а ты что ж? Эх ты, «сирота», нет голодных сирот на Киевщине. Есть захочешь, приходи, разве кто у нас смеет сироте отказать? Только не воруй, как хазарин бесчестный, не лги, как византиец лукавый, за что Блудом тебя и прозвали. Или честно на хлеб зарабатывать своими руками до сих пор не научился? Помни: свершишь отныне что непотребное – сам прибью! – Тяжеленный кулак опустился так, что посуда на дубовом столе подпрыгнула.

– Не надо, тато! – испуганно вскрикнула Овсена.

Молотило посмотрел на дочку, потом на Блуда. Тяжёлая тишина повисла в доме, видно, хозяин обдумывал вид наказания. Потом коротко обронил:

– Пойдём! – и снова крепко взял отрока, на сей раз за руку.

– Куда ты его, тато? – спросила Овсена.

– К надёжным людям, дитятко. Там дурь-то из головы его блудливой выбьют. – Глядя, как со страху ещё более округлились глаза Овсены, кузнец постарался её успокоить: – Не бойся, милая, худа ему не будет, молотом своим клянусь! – Закопченной дланью Молотило нежно погладил дочь по голове.

«Куда это он меня ещё надумал тащить, а вдруг про вчерашнюю татьбу мою у златокузнеца прознал? Коли так, то мне и вовсе конец». – Снова тревожные мысли холодными ужами вползли в душу Блуда, когда они двинулись по Подолу.

Точно, так и есть, вот уже и дом златокузнеца рядом… Ноги отрока сами собой подломились, он упал бы в дорожную пыль, если бы не могучая рука кузнеца, на которой он повис, как тулуп на вбитом в стену гвозде.

– Ты чего это? – сдвинул недоумённо брови Молотило. – Спишь на ходу, что ли? – Он для порядка встряхнул обмершего от страха мальца. И о, великая радость для Блуда – прошли мимо калитки златокузнеца.

Так миновали ещё несколько дворов, где успел набедокурить отрок, и всякий раз сердце его сжималось от предчувствия скорой развязки. Но прошли пять, десять дворов, потом всю улицу… «Что за притча, куда этот осилок меня всё-таки ведёт?» – думал вконец растерявшийся Блуд.

Они пришли к самому Ратному Стану, где у ворот седоусый дружинник с уважением приветствовал кузнеца, известного всему Киеву своей силой и мастерством.

– А скажи, брат Божедар, под чьим началом ныне отроки, что учатся постигать ратное дело? – спросил могучий Молотило.