— Никифор знает о твоих сношениях с Николой Мокри, — сказал Калокир, пытаясь заглянуть в лицо князю.
— Ну и что? Тебя ведь и просил я через Гордея повлиять на возможное решение базилевса отправить моё войско в Болгарию. Вышло как нельзя лучше. Византия отдалялась от Петра и Сурсувула и рано или поздно мы с комитопулами ударили бы по Петру. Но в таком случае ромеи могли бы вспомнить старую дружбу. Но боги благоволят нам, и Никифор Фока следует нашим замыслам.
— Пока следует, — все посмотрели на говорившего Калокира, — Никифор думает, что сумел нанять вас для набега, но если вы закрепитесь там, то он будет искать способы вышибить вас оттуда. Ему уже наушничают, что ты не упустишь случая, дабы оторвать кусок от причитающихся тебе земель.
Их глаза наконец встретились, патрикий невольно отпрянул, будто обожжённый раскалённым огнём. Показалось или нет, но он прочитал всё в насмешливом взоре князя, познал полноту и огромность замыслов. Распространить свою власть до Гема и Родоп, обезопасив себя на время войны от Византии. Или нет? Что предложили или хотят предложить мятежные комитопулы? Святослав был умён, он не пойдёт воевать за ромейское золото и призрачную, ещё не взятую власть, это не знал Никифор, но знала Ольга, которая вскоре узнает о походе. Она не успеет воспрепятствовать походу, а мешать собирать войско в помощь сыну не будет.
Глава 11
Каждый правитель использует власть по своему разумению, справедливо затем пожиная плоды её. Правитель может быть не умен и недалёк, но, окружив себя способными людьми, привести доверенный ему край к благоденствию. Горе стране, где самодур-правитель, окруживший себя льстецами, использующими своё положение исключительно ради собственного блага. Не трогая казну, Никифор вёл войны с арабами за счёт народа, облагая непомерными налогами, а иногда не гнушаясь и открытым грабежом знати. От его «реформ» страдала и церковь во главе со всемогущим и уважаемым патриархом Полиевктом, что едва ли не единственный осмеливался спорить с самим Константином Порфирогенитом. Император лишил церковь части доходов от недвижимости. Как поклонник аскетического монашеского образа жизни он считал, что богатство только вредит вере. Никифор первый из императоров ввёл налог, называемый тетартерон. То есть собираемый налог взимался так называемыми «тяжёлыми» номисмами, а выдача из казны производилась «лёгкими», соответственно менее ценными номисмами. Арабские войны принесли казне большие доходы, но шли они в основном на обогащение окружения Никифора. И, как это обычно бывает, даже этого казалось мало. Сыграв на так называемом аллагии, когда ценность номисмы понижалась, если на ней не изображён Никифор Фока, власть держащее окружение обогатилось ещё больше, кого-то, соответственно, разорив. В народе тихо росло недовольство.
На кого рассчитывал базилевс, давая своему окружению бессовестно грабить свой народ? И неужели не знал, что произвол его людей бросает тень именно на него? Вне всякого сомнения, он положился на воинов-стратиотов, которых больше всего знал и которым доверял. Вопреки всем канонам, император предложил патриарху и епископам причислять к лику великомучеников тех стратиотов, что погибли на войне, но, получив неожиданный согласный отпор, отступил.
Император больше всего боялся измены как человек, сам незаконно занявший престол. На новый дворец, находившийся чуть западнее Вуколеона, были брошены колоссальные средства. Сам дворец напоминал крепость. Под его крышей расположились склады с оружием, житницы, поварни, конюшни — всё то, что поможет выдержать длительную осаду. Впрочем, император пытался иными путями привлечь расположения подданных, периодически устраивая игрища на ипподроме, зная, что развлечения — одно из излюбленных занятий ромеев.
Начало взрыва народного негодования произошло неожиданно и совсем не с той стороны, с какой можно было ожидать. Во время празднования Святой Пасхи 31 марта 967 года подгулявшие моряки сцепились с армянами. Словесная перепалка переросла в драку. С обеих сторон бежала подмога. Всё бы, может быть, закончилось относительно благополучно, но своим соплеменникам на помощь пришли вооружённые ратные армянского гарнизона. Драка переросла в кровопролитие, вовлекая в себя всё больше участников. Подоспевшая стража ничего не смогла сделать. Послав к императору, в окружении телохранителей, останавливать беспорядки поехал сам эпарх города, Сисиний.