Святославичи

С первыми лучами солнца двинулись дальше. Проводниками были Гремысл и торчин Колчко.

Целыми днями боярин и торчин ехали впереди войска, не перекидываясь порой и парой слов. Колчко плохо говорил по-русски и больше объяснялся знаками. Гремысл вообще ни слова не знал на языке торков. Объяснения их друг с другом были короткими, но выразительными и касались только дороги.

К примеру, Гремысл показывал рукой на запад, цокал языком, изображая топот копыт, и называл какую-нибудь речку в той местности, через которую предстояло пройти войску. Это означало, что до захода солнца нужно было выйти к этой реке. Колчко в ответ кивал головой и одному ему ведомыми путями вел полки к нужной реке, обходя овраги и степные увалы.

Иногда проводники спорили, остановив коней посреди поля. Каждый на своем языке пытался убедить другого в правильности выбранного им пути. Войско останавливалось и ждало разрешения спора. Бывало, спор затягивался. Воевода слезал с коня и кинжалом чертил что-то на земле, торчин наблюдал за ним, сидя на своем низкорослом буланом коньке. Потом Колчко спешивался и своей кривой саблей принимался вносить поправки в рисунок воеводы. Оба так и сыпали словами, размахивая оружием перед носом друг у друга и кивая головой во все стороны.

Дружинники смеялись, глядя на них. Святослав, теряя терпение, кричал:

- Друг друга не зарежьте, спорщики!

В другой раз Святослав сунул в рот два пальца и пронзительно свистнул. Гремысл оглянулся на князя. Махнул рукой Святослав, мол, уступи, пусть ведет торчин, как знает! Гремысл уступил.

Однако пришлось воеводе уступать и впредь, ибо только он упрется на своем, Колчко пальцы в рот и давай свистеть. Вот и получилось, что до Дона два проводника войско вели, а после Дона один.

У реки Тор вдруг преградили дорогу русичам половцы.

Изготовились черниговцы к сече, ощетинились копьями.

Святослав объехал ряды дружинников, придержал коня возле сынов своих, сказал строго:

- Чур, отца не срамить!

По знаку князя полки рысью пошли на кочевников. Вскоре от половцев прискакал гонец, сообщил, что хан желает с русским князем разговаривать.

- Ишь, чего захотел, черт узкоглазый! - усмехнулся Святослав и кивнул Колчко. - Спроси, как зовут хана. Не Шарукан ли?

Оказалось, что хана зовут Токсоба.

Святославу вспомнились предостережения Шарукана, захотелось ему посмотреть на храброго Токсобу.

На переговоры с ханом Святослав взял с собой кроме Гремысла и Колчко обоих своих сыновей. Токсоба выехал навстречу в сопровождении пяти военачальников-беев.

Хан был крепкого сложения, рыжеватые усы и бородка обрамляли его рот, который постоянно кривился в хитрой улыбке. Нос был слегка приплюснут, черные брови изгибались над желтыми, как у рыси, глазами.

К удивлению Святослава Токсоба заговорил с ним на ломаном русском:

- Здрав будь, княс. Куда путь держишь?

- Доброго здоровья, хан. В свои владения тмутаракан-ские поспешаю.

- Иль стряслось что, княс?

- Да так, по своим делам еду.

Токсоба заулыбался и сощурил глаза, как кот на печи.

- Ай, ай, княс!.. По своим делам едешь да по моим степям. За это деньга платить надо!

- Сначала, хан, ты заплати мне за то, что уже столько лет под моим небом живешь, - быстро нашелся Святослав.

Улыбка исчезла с лица Токсобы.

- Как так, княс? Небо никому не принадлежит, оно ничье…

- Раз небо ничье, вот я и взял его себе.

Токсоба несколько мгновений размышлял, не спуская глаз с невозмутимого Святослава. Потом засмеялся, обнажив крепкие белые зубы:

- Ай, какой хитрый княс! Как степная лисица! Хочу дружить с тобой.

- От дружбы никогда не отказываемся, - сказал Святослав.

Обменялись князь с ханом оружием и поклялись не сражаться друг с другом.

Глядя на удаляющегося Токсобу и его беев, Гремысл недовольно проворчал:

- Сколь еще ханов по степям шастает, на всех мечей не напасешься…

На исходе восьмого дня пути далеко впереди за зеленой холмистой степью обозначилась огромная бледно-голубая равнина, сливающаяся у горизонта с синим небом.

- Гляди, Давыдко, море! - весело воскликнул Глеб. Давыд привстал на стременах и вытянул шею, впившись в даль жадными глазами. Ему захотелось погнать коня, чтобы увидеть вблизи морскую гладь: Глебу хорошо смеяться, он прожил на берегу моря целых четыре года.

В этот вечер русичи расположились станом недалеко от морского берега.

Давыд отлучился из стана. Желая удостовериться, княжич зачерпнул в пригоршню морской воды и глотнул. Вода обожгла ему горло. Давыд закашлялся и утер губы рукавом.

Волны лениво лизали песок у самых ног юноши. Красное солнце медленно погружалось вдали прямо в морскую пучину. Закатное небо полыхало багрянцем. Теплый ветерок шевелил волосы на голове Давыда. То был чужой ветер с соленым запахом.