Святые Горы

— Отвлекают! Прочим монахам неприятно. Говорят, не иноческое дело. А я так думаю, все же во славу святые обители… Ну и на пользу… Вот вы купите, другой, третий. Можно посылать и на продажу в прочие места… Ан и деньги! Другой бы монастырь еще и помог завести фотографию настоящую! А что у нас! Невежество во всем. Теперь как дразнят-то. Вчерась отец Апемподист: «беса тешишь» — на весь двор кричит. Ну что же я могу… Я человек слабый. У меня порок есть!

Порок отца Стефана оказался очень прост: на него находило — и он пил. Потом вытрезвлялся. Случалось, на него и послушания накладывали за это. В Святогорском монастыре довольно строго. Даже и манатейных монахов не щадят. Проштрафится в чем-нибудь, на него, по приказанию настоятеля, надевают сермягу и посылают на самую черную работу, на самое тяжелое послушание: возить навоз, обирать грязь с дворов и еще хуже. Если проступок более крупный — вон из монастыря, к «расстригу». Послушникам, тем легче. Не понравится наказание — он сейчас может «разуказиться», то есть бросить монастырь и перейти в прежнее свое звание. Что проступок совершить здесь очень легко, видно из запрещений, существующих не только на вино, но и на трубки.

— Дымить, брат, у нас монаху ни-ни! За дымок-то на черный двор! — пояснял мне добродушный старик отец Симеон, тайком покуривавший у меня в келье. — Теперь поймай меня — к настоятелю. Ну, тот и благословит навоз возить.

Странно было даже видеть, как семидесятилетний монах оглядывался и, при малейшем шорохе, зажимал огонь папиросы пальцами, обжигая их и встряхивая. Ни один школьник не мог быть пугливее.

Воспрещен даже нюхательный табак. Недавно одного монаха заставили мести двор в гостинице за то, что он во время всенощного бдения, опасаясь заснуть, зарядил нос табаком. На него донесли. Как и везде в монастырях, шпионство здесь в большом ходу. Нюхательный табак запрещен наравне с опьяняющими напитками.

Архимандрит, славящийся строгою жизнью, и сам очень строг. Пастырь сей не жалеет свое стадо. Он был и певчим, и строителем, и уставщиком, весь чин монашеский произошел и всюду на 12 баллов за поведение. Оттого и к другим относится с строгостью беспощадною.

Отцу Стефану часто доставалось за его слабость. Он только тем и держался, что уж очень полезен был обители. Понадобится кому снимок сделать с Святых гор, портрет снять — за бока отца Стефана. Он, впрочем, на все руки мастер был. Отец Стефан много читал. На каждую книгу бросался с жадностью, но все прочитанное перерабатывал на свой образец. Как будто он знакомился с чужими мыслями, с научными данными только для того, чтобы еще тверже убедиться в том, до чего он дошел своим умом. Книги уверяли его в том, что заблуждениям человеческим несть предела. Так, например, он, изучив астрономическую географию, пришел к отрицанию вращения земли вокруг солнца. Доказывал он это с большою логикою и против приводимых в космографии аргументов выставлял целую батарею своих. Говорил охотно и много. Вступал в спор со всеми, почему монашествующая братия особенно любила подразнить отца Стефана. Замечательно, что обо всем он спорил с одинаковым азартом. О движении ли планет небесных, или о способах печь хлеб. Точно обидится — и давай сокрушать выю противника диалектикою, иногда весьма бесцеремонною. Потом вдруг обрывался разом и смолкал. Смолкнет и станет робко смотреть и ежиться. Будто растеряется.

— Что это он? — спросишь у монахов, знающих его.

— О слабости своей вспомнил и смирился.

Видимо, боится, чтобы кто другой ему не напомнил о ней. Насупится и уйдет, не окончив спора.

— У нас тоже писатель есть! — огорошил он меня на этот раз…

— Ну?

— Я ему про вас сказал. Желаете познакомиться?

— Я его рад видеть.

— Только вот что. К вам ему нельзя. Сейчас станут говорить, до отца архимандрита дойдет… Еще что выйдет… Если бы вы к нему?.. А?

И отец Стефан искательно заглянул мне в глаза.

— Я с удовольствием.

— Он недалечко тут. Ежели бы сейчас?

Мы пошли

Святогорский писатель оказался отец протоиерей Дюков, живший в монастыре на покое. Он занимал большую келью. Простой письменный стол был завален бумагами и книгами. Книги были на табуретках, и на подоконниках, и на полу… Одни на других. В большей части — вложены закладки и на закладках отметки. Отец Дюков работал много и охотно. Целые кипы заметок и выписок лежали у него на столе. Много книг было раскрыто. Видимо, старик трудился над чем-то, требовавшим тщательных справок, цитат, ссылок… В углу киот с образами. Перед ним столик с Библией и другими духовными книгами.

Симпатичный, крепкий старик поднялся нам навстречу.

— Мы светских писателей редко видим. Но все же по оружию братья! — приветствовал он меня. — А я тут вот трапезую… Простите, Бога-для.