«Беда, что климат наш гадок, и если б лавочка наполеоновская не обрушилась, я теперь возделывал бы виноград где-нибудь на Луаре!» Сам писал с известной долей сожаления.
Ему бы веселиться, есть, пить и танцевать, а не корпеть над докладными, объясняя этим безграмотным тупицам, что есть «коммюнист» и зачем надобен Сыскной приказ на манер французской Police de Surete. Но и в службе он иных превзошел. Перо смелое, разящее и язвительное — первое, пожалуй, в славянском мире. Кроме прочего, он журналист европейского пошиба и без пяти минут — тс-с-с! — социальный реформатор. Отчего бы и нет? Главным в его размышлениях было то, что он лицо незаурядное и значительное. «Не могу вынести лишь боли, голода и одиночества, а то бы я им показал», — думал Булгарин, вспоминая короткие мгновения приятельской близости с Рылеевым и Бестужевым, когда смертельная угроза еще скрывалась в тумане щекочущих самолюбие рассуждений об общественном благе и будущей республике.
До 23 лет Тадеуш Булгарин мало занимался литературой, но зато сумел подружиться с цветом петербургской молодежи. Неглупый, гостеприимный, любезный, недурно по тем временам образованный, он в 1816 году, «снискав уже почетное имя в польской словесности, начал трудиться для российской…» Отзыв о его «похвальных литературных трудах» почерпнут из жандармского документа. Чуть позже Булгарин выпускает в свет «Избранные оды Горация, с комментариями на российском языке». С 1822 года пойдет в продажу «Северный Архив», в 1823-м «Литературные листки». В 1825 году на простор вылетит знаменитая «Северная пчела». К. Ф. Рылеев шутил: «Когда случится революция, мы тебе на «Северной пчеле» голову отрубим…» Однако архив свой он завещал именно Булгарину, что составляет немалую психологическую загадку.
Крошечные неприятности в связи с 14 декабря быстро заканчиваются. О них, к слову, в жандармском документе ни звука, и, наконец, «получив монаршую милость», Булгарин получает «новую жизнь, жизнь политическую, в стране, которой он посвятил самого себя». Так восклицает в заключение просительной записки на имя графа А. Ф. Орлова сам Булгарин. В ней он без тени смущения дает себе отменную характеристику. Оригинальный метод составления автохарактеристик известен, как видим, с давних пор, когда начальство или заболело, или ушло, или ленится.
«Я бы им показал, узнали бы они Тадеушка, но, вот беда, сил да выдержки нет…» — на этом месте мысль его ускользнула, и никак он ее вернуть не мог. Застряла где-то, и баста! Впрочем, и хорошо, что застряла, меньше хлопот. Отсутствием ее опасного продолжения Булгарин утешался. Не часто встречающееся свойство — утешаться пустотой.