Святые горы

Семейный бал в аристократическом особняке где-нибудь на Английской набережной был лишен многих живых прелестей. На городских маскарадах до появления монарха бурлила ничем не стесненная жизнь, пусть не всегда благопристойно бурлила. Простота и естественность нравов, обнаженность отношений обладали для многих своей привлекательностью. Гости в залах отогревались, и на часок-другой в них просыпался подмороженный служебными и домашними неурядицами темперамент. Надо только вовремя уехать. К полуночи надзор сторожей ослабевал, страсти накалялись, горячительные напитки делали свое дело и почтенным людям приходилось туго, если они задерживались. Но это все после, после… Когда исчезал с очередной жертвой государь, интриговать которого маскам категорически воспрещалось.

Вяземский не брезговал подобными увеселениями, наоборот, они будоражили его, здесь наблюдательность и злой язык получали пряную пищу, и он приезжал загодя, пораньше, как только в сумерках распахивались двери, чтоб занять удобное место на балконе для обозрения прибывающей волнами публики. Правда, иногда он чувствовал себя незащищенным и соскучившимся, но не прерывал традицию, как, впрочем, и Жуковский, и Тургенев, и Карамзины.

Ни одна, смею уверить, столица в мире, тем паче ни один город не знал подобных празднеств. «Как?!» — недоверчиво воскликнешь ты, читатель. А римские карнавалы, а московские гульбища, а венецианские маскарады, а торжественные шествия в чопорном Лондоне, а парижский Пале-Рояль, на блестящие сборища в который тайно пробирались короли, когда во Франции еще правили настоящие короли?.. Нет, петербургские балы-маскарады, думал Вяземский, нечто совершенно особое. Москва с ее хлебосольным обжорством, семейными танцевальными вечерами, чинными до зевоты раутами, вроде они происходят в Калуге, Москва с ее ежедневным бездарным сватаньем, с ее сплетнями и слухами, разбитой мостовой и скрипучими рыдванами, но зато с разухабистыми тройками под валдайским бубенцом, с ее необычайным катанием на санках от Воробьевых гор прямо вниз, к реке, эта Москва не идет и никогда не шла ни в какое сравнение с блистательным Санкт-Петербургом! Вдобавок ее приятности на любителя, обладающего крепким здоровьем.

«Вечером было гулянье на Елагинском острове вместо 25-го числа, — однажды писал Вере Федоровне Вяземской муж. — Я был, но не видел ни царствующих, ни принца Оскара, хотя они и были. Народа было довольно, но не было народа, потому что здесь нет его: и от того гуляния петербургские без души против московских, или без духа, без русского духа, который в очию совершается. А что значит в очию совершаться духу? Так набздеть, чтобы пар столбом стоял. Другого истолкования не придумаю: покажи Пушкину, что он скажет».