Святые горы

Нищеты действительно он избежал, но «в начале 1857 г. паралич поразил правую сторону организма Булгарина…» Он писал в фельетоне: «тридцать четыре года я работал, споткнулся и болен». В № 190 «Северной пчелы» от 4 сентября 1859 года появилась заметка: «1-го сентября, в шесть часов пополудни, скончался в Дерпте известный наш писатель, действительный статский советник, Фаддей Венедиктович Булгарин, на семьдесят первом году от роду». Его кончину подтверждает следующая, менее лаконичная запись: «1859 года сентября 1 дня при самом городе Дерпте в имении Карлове умер Фаддей Булгарин от болезни удара (apoplexia), его превосходительство действительный статский советник и кавалер, имеющий от роду 70 лет и 2 месяца, Дерптского римско-католического прихода; оставил жену по имени Гелену, урожденную Иде, сыновей: Болеслава, Владислава, Мечислава, Святослава, дочь Гелену — жену поручика корпуса инженеров г. Александровича. Тело его похоронил настоятель дерптской римско-католической приходской церкви священник Альфонс Лещинский сего года сентября 5 дня на Дерптском городском кладбище. Дана в Дерпте 1859 г. ноября 11 дня. Подписал пастырь Альфонс Лещинский (М 86)». При сведении счетов в конце года чистой прибыли от издания вовсе не обнаружилось. «Пчела» благополучно скончалась в 1862 году.

И все. Точка. Это ж надо так — по-улански проскакать насквозь Европу туда и обратно, а память по себе оставить именно в нашей отечественной литературе. Да еще какую память! Ни Чаадаев, ни Гоголь, ни Достоевский, ни Толстой, ни Чехов «превосходительствами» не были. Когда читаешь извещение о смерти Булгарина, начинаешь понимать бренность мирского и вечность созданного сердцем человеческим. На одной чаше весов «его превосходительство», на другой: «Роняет лес багряный свой убор…»

— Шут с ним, с Гагариным, шут с ними со всеми. Интересно, чего с самим-то Пушкиным содеется? Какой его казни свет предаст?

— Эх, молодо-зелено — казни! Тоже сказанул, как плюнул! Жуковский, доподлинно знаю, к государю стучался. И еще постучится. Свои выручат-с, по всему чую, не впервой. И никакой дуэли не будет. Так погорячатся и врозь.

— Навряд. Голос высшего общества суров до чрезвычайности к Пушкину. Если Дантес его ухлопает, так и простят. Все иноземец, сын посланника. А Пушкина законопатят, ежели он повесу собьет. Африканцу деваться некуда. Игра у них беспроигрышная.

— У кого у них?

— У высших сил. Я вот давеча фланировал по Петербургу, так возле Голландии карет, карет тьма-тьмущая. И все с гербами! Голос общества, повторяю, суров до чрезвычайности, и меры примут крутые, хотя все делают вид, что ничего не происходит и никто ни о чем не осведомлен.

— Вот и поделом ему. Не жаль, нечего Байрона корчить-с. Ну побежали, побежали живее, а то пирожки у Ленхен засохнут и сельтерскую Танта вылакает.

— Насчет Пушкина не одобряю. Влетит тебе от потомков. Ох и влетит!

Маски, однако, по-братски подцепив друг друга под руку, направились прочь быстрым — гренадерским — шагом, распихивая людскую кашу.

8