Аслан аль-Мурари был младшим сыном в большой и богатой семье торговца дорогими автомобилями. И, хотя он ни в чем не нуждался, его тяготило свое место. Весь отцовский бизнес достался старшему брату. Еще два брата были большими правительственными чиновниками королевства, а один занимал хороший пост в армии. Но все старшие братья много и долго учились, получили образование в престижных университетах Европы, тогда как самый младший если и учился, то плохо. Он рос избалованным ребенком и, когда пришло время выбирать жизненный путь, ничего для себя подходящего найти не сумел. Думал было получить религиозное образование, но не хватило усидчивости и сосредоточенного спокойствия. Из медресе его просто отчислили за неуспеваемость. Но там, во время учебы, он нашел нескольких друзей, которые впоследствии и привели его сначала в Афганистан к талибам, в потом вместе с талибами увели в Пакистан. Там Аслан аль-Мурари и нашел свое призвание. Сначала, когда был простым моджахедом, он ничем себя не проявил. Участвовал в нескольких рейдах в Афганистан и благополучно возвращался назад в приграничную пуштунскую деревню. А потом написал письмо старшему брату, у которого, судя по слухам, дела шли очень хорошо, и брат прислал Аслану крупную сумму, на которую можно было бы вооружить даже свой собственный джамаат, что аль-Мурари сразу же и сделал. Так он стал эмиром, и вдруг оказалось, что у него внезапно открылся организаторский талант. Джамаат аль-Мурари провел несколько стремительных и болезненных для натовских войск операций, что создало эмиру славу и принесло дополнительные деньги. Его действия хорошо оплачивались, как он узнал позже, из американского же кармана. Американским военным было необходимо, чтобы убивали их солдат. И чем больше, тем лучше. Тогда Сенат выделял на военные нужды солидные средства. Если бы солдат не убивали, то и средства были бы значительно меньшими.
Со временем джамаат разрастался и превратился в целый отряд. А потом его отправили в Сирию, включив в него дополнительно несколько более мелких отрядов.
Сначала, в первый день пути, Аслану аль-Мурари не казалось, что на Кавказе ужасно холодно. Конечно, после дня, проведенного в сложном и стремительном переходе, когда пришлось потрудиться, переставляя ноги, перепрыгивая с камня на камень, перебираясь через скалы, холод еще не ощущался. Он начал ощущаться только ночью. Но и в пустыне ночи даже летом не отличаются теплотой. Песок, прогретый солнцем, к середине ночи остывает и уже не дает привычного тепла. И потому думалось, что и здесь будет то же самое. Однако, не согревшись за ночь, группа, которую возглавлял эмир, а это была самая большая группа, состоящая из двадцати четырех бойцов, с трудом включилась в прохождение дальнейшего маршрута, но и когда включилась, не сразу согрелась. У самого эмира постукивали зубы до тех пор, пока он не начал потеть от трудного пути. К вечеру опять промокла одежда. Хорошо, что из гор каменных вышли в горы, поросшие лесом, и смогли развести костры, чтобы просушить одежду. Просушили, переоделись в сухое. Так ночь далась легче. Осталось совершить два последних перехода.
Несмотря на то что эмир всю ночь спал, повернувшись спиной к костру, он все же замерз так, что снова стучали зубы.
– Я вспомнил, мне рассказывали… – заговорил Субхи, давний помощник из окружения аль-Мурари, бывший борец и вообще физически очень сильный человек. А главное, всегда, при любых обстоятельствах верный своему эмиру. – Завтра утром мы не будем мерзнуть.
– Что тебе рассказывали? – спросил аль-Мурари.
– Не в дорогу вспоминать нечистых, но мне рассказывали, как русские охотники проводят ночь в сибирской тайге. Так у них в Сибири лес называется. Они прожигают большой костер, потом разбрасывают угли по большой площади, прогревают землю, а на эту землю, когда угли потухнут, укладывают еловые ветви и на них спят. И любые морозы им нипочем.
– Хорошая у тебя память. Только вспомнил бы раньше, – поморщился эмир и показал свернутую карту: – Мы через пару часов уже выйдем из лесной зоны и снова будем идти по каменным горам. Там не наберется дров на хороший костер…
– Поищем… – пообещал Субхи. – Хотя бы для своего эмира мы сумеем землю прогреть. А сами потерпим…
В этой фразе был весь Субхи. Он готов был всегда и собой, и своими удобствами, и даже, был уверен Аслан аль-Мурари, жизнью за своего эмира пожертвовать. Про здоровье уже и говорить не приходилось. Впрочем, на здоровье Субхи раньше никогда не жаловался.