Святые отцы и учители Церкви

5. Максим Исповедник является последним носителем творчески–богословского духа в святоотеческой Церкви. Его учение не находит отголосков, и с VI еще века оригинальная мысль замирает. Богословие и философия, в которой все большее значение приобретает Аристотель, сводятся к собиранию, систематизации и, часто внешнему, освоению уже достигнутого. Изредка появляется запоздалая полемика с язычниками. Эней Газский и брат Прокопал Газского (стр.147) Захария еп. Митиленский (ок. 536 г.) опровергают новоплатоников, оспаривая вечность мира и метемпсихоз, защищая бессмертие души; к ним присоединяется (ок. 529 г.) Иоанн Трудолюбивый (Филопон). Делаются попытки разработать отдельные проблемы — Немезий (V в.) пишет о «Природе человека», и уяснить догму — тот же Иоанн Трудолюбивый, аристотелевец, в объяснении Троицы и Боговоплощения договаривается до троебожия и монофиситства; его с большой остротой и силой опровергает ученый Леонтий Византийский (ок. 475—543 гг.). Но лишь на грани VII и VIII в. подводится итог святоотеческому богословию.

Св. Иоанн Дамаскин принадлежал к влиятельной чиновной семье Дамаска. Ок. 730 г. он оставил свою доходную должность и вместе со сводным братом своим Косьмой, позже епископом Маюмским, удалился в монастырь около Иерусалима. Еще до 730 г. выступил он с красноречивой защитой иконопочитания, неуязвимый под властью халифов для императоров иконоборцев Льва III Исавра и Константина Копронима. И если иконоборческий собор (734 г. четырекратно проклял «Мансура» (арабское имя Иоанна), память «Златоструйного» (Χρυσορόης), как главного защитника иконопочитания была высоко поставлена VII Вселенским Никейским Собором 787 г. (Иоанн скончался до 754 г.). Утверждение иконопочитания связывает имя св. Иоанна Дамаскина с торжеством Православия — Иисус Христос есть действительный и в человечестве Своем образ Бога Невидимого, ибо «в Нем обитает полнота Божества телесно». Нельзя уже, вслед за монофелитами и монофиситами, отрицать полноту Его человечества, т. е. и Его конкретную индивидуальность. Тем самым оправдывается и обосновывается во Христе конкретная индивидуальность всякого человека, необходимо связанная с его телом. Оправданность и будущая обоженность индивидуального тела и находит себе реально–символическое выражение в святой иконе. Это возможно и понятно, ибо, если оправдано тело, оправдано и все нерасторжимо сопряженное с ним телесно–материальное бытие, конечно, не в греховной его ограниченности, а в истинном усовершении его существа. Такое усовершение и начинается на земле в церковном культе чрез реально связывающую телесно–материальное бытие с бытием совершенным и уже освящаемую Церковью «часть» этого земного бытия, т. е. чрез иконы Спасителя, Богоматери и святых и чрез святые мощи. Иконы как бы ведут верующего к «святому святых» культа — к действительному соединению с Богом в таинстве Тела и Крови Христовых. И не случайно в развитии православного культа имя св. Иоанна Дамаскина должно быть поставлено рядом с именами св. Иоанна Златоустого и св. Василия Великого. Он прославился своими песнопениями богословского характера, своей ученостью и исключительной начитанностью в Писании и творениях св. отцов. И даже полемические его сочинения обнаруживают редкое душевное благородство, мягкость и терпимость.

Дамаскин не обладал творческой богословски–философской мыслью, и его аристотелизм ей не способствовал. Но у него было несомненное чутье к догматически важному и большое логически–техническое умение — дар систематизации и определений. Не стремясь к новым построениям, он тщательно и любовно собирал и систематизировал все главное, что установили Соборы Церкви и чему учили ее величайшие богословы (главными источниками его были каппадокийцы, особенно Григорий Богослов, Кирилл Александрийский, Дионисий Ареопагита, Максим Исповедник, Леонтий Византийский). Иоанн, самый «церковный» из св. отцов, дает полное и ясное изложение Православной догмы, искусно минуя спорные вопросы, везде выдвигая твердое церковное основание, но и нигде не закрывая дальнейших путей. Не случайно к началу XIII в. главный труд (третья часть его) Дамаскина был переведен, хотя и варварски, на латинский язык и, послужив образцом для «Сентенций» Петра Ломбардского, повлиял и на высоко ценившего его Фому Аквинского.