Святые отцы Церкви и церковные писатели в трудах православных ученых. Святитель Григорий Богослов. СБОРНИК СТАТЕЙ

Взгляд Григория на словесность вообще и на поэзию в частности возвышался над господствовавшей тогда теорией Аристотеля. Он сильно порицает суетное и пустое красноречие, которое состоит в громкоглаголании и благозвучии, часто восстает против поддельности слова и ценит красноречие не за искусство доказывать различные мысли применительно к обстоятельствам, но за то, что в лицах, имеющих этот дар, не отстают друг от друга и язык, и слух, и быстрая мысль, а также за то, что эти лица живо и сильно могут проникаться предметами, достойными человеческого знания, и это проникновение производить в других. И во времена Григория Богослова слышны были упреки поэзии, и он знал таких людей, которые упражнение в стихотворстве называли преступным человекоугодием и произведениями только из видов тщеславия. Для опровержения таких несправедливых упреков он написал стихотворение о стихах и здесь достаточно объяснил как побуждения, по которым посвящал себя упражнениям в этом роде, так и свой взгляд на поэзию. Вот оно.

«…Я избрал иной путь слова, думаю, хороший, во всяком случае, приятный для меня: я решился свои умственные труды передавать в стихах. Не для того, как, быть может, подумают многие смертные, чтобы легким путем приобрести себе тщетную, как говорят, славу; напротив того, я знал, что мое стихотворство станут порицать, производя его из стремления к человекоугодию, ибо многие о чужих действиях судят по своим собственным. И не потому, чтобы я стихосложение предпочитал священным трудам. Да не отступит настолько от меня Божественное слово! Вы недоумеваете, отчего же я принялся за стихи. Во-первых, я желал, трудясь для других, связать таким образом свою греховность и, при самом писании, писать немного, вырабатывая стих. Во-вторых, для юношей и для тех, которые всего более любят словесное искусство, я хотел предложить приятное врачевство, дать привлекательность убеждениям в полезном, горечь заповедей подсластив искусством. Иногда звук струны имеет целебную силу, если ты желаешь исцеления. Если же угодно, пусть стихи будут тебе вместо пения и лиры: я дал их тебе на забаву, если ты желаешь забавляться. В-третьих, тяжкими опытами я дознал, что дело это, по видимости маловажное, в сущности нелегко, и, не желая, чтобы чуждые писатели превышали нас в словах, я стал говорить в той же форме речи, хотя у нас и есть преимущество в созерцании… В-четвертых, в стихах находил я утешение в болезни, как престарелый лебедь, пересказывая сам себе вещания свиряющих [917] крыльев, не плачевную, но исходную песнь. Прислушайтесь к этим песням, вы, не чуждые нам мудрецы… Да будет тебе известно, что и в Священном Писании многое изложено стихами, как уверяют еврейские ученые… В этом убедит тебя и Саул, освобожденный от злого духа звуками Давидовой лиры. В чем находишь ты вред, если чрез благочестивое удовольствие юноши приводятся к общению с Божеством? Для них неудобна внезапная перемена в нравах; пусть же по отношению к ним соблюдается благосклонная постепенность, а со временем, когда в них укрепится честное, то мы сохраним и доброе. Что может быть плодотворнее такого образа действий?»[918]

По некоторым выражениям сего стихотворения можно подумать, что Григорий поэзию поставляет только в мерной [919] речи и, кажется, лишает ее самостоятельного значения, унижая до служебного средства нравственных целей. Он говорит, что мерная речь служит уроком и услаждением, – одним словом, приятным наставлением, и что, «пиша стихи, он хотел дать привлекательность убеждениям в полезном, горечь заповедей подсластив искусством». Враги дидактизма, почитатели так называемого абсолютного искусства, по которому оно само по себе есть цель, конечно, оскорбятся тем, что Григорий писал стихи для наставления других в истинах веры или деятельности. Но в этом же стихотворении Григорий говорит о себе: «В стихах находил я отраду, как престарелый лебедь, пересказывая сам себе вещания свиряющих крыльев, не плачевную, но исходную песнь». В этих словах заключается достаточное объяснение того, что говорится в похвалу поэзии. Они совершенно однозначны по смыслу известному стиху Гете:

Ich singe, wie der Vogel singt,
Der in den Zweigen wohnet.[920]