Святые подвижницы Восточной Церкви

В том же Антинойском монастыре жила девственница Таора, ученица св. Талиды. Она уже 30 лет подвизалась, когда видел ее Палладий. Она никогда не хотела взять ни нового хитона, ни мафорты, ни обуви. «Для меня нет надобности в том, — говорила она, — чтобы иначе не заставили выходить за ворота». Когда прочие сестры в воскресный день (и только в воскресный) обыкновенно ходили в церковь для приобщения Св. Тайн, она, покрытая ветошками, оставалась в монастыре, постоянно занимаясь делом. Лицо ее было так красиво, что самый твердый с трудом мог не увлечься красотой ее, но ее подвижничество внушало невольный страх даже самому бесстыдному оку. Верная раба Божия отказывала себе в духовном утешении в посещении храма Божия — оттого, что страшилась соблазнять кого‑либо лицом своим и себя избавляла от искушения опасного. Взор на мужчину язвит или уязвляется, говорит духовный опыт. «Девственница, — писал великий Антоний, — не должна питать в себе чувств, свойственных жене; она должна удаляться нечистых мыслей, гордости и всего, что приятно диаволу; должна любить всех, бегать мирской славы, быть преданной Богу, обуздывать язык и строго хранить пост». Так подвизалась преподобная Таора.

«Была и еще в Антиное, — говорит Палладии, — истинная девственница, бдительно совершавшая дело подвижничества. Она жила в дальнем от меня расстоянии». Палладий путешествовал но пустыням Египта в 388–392 гг., в том числе жил и в Антиное. «Я не видел ее в лицо, — продолжает он, — она, как говорили знавшие ее, никогда не выходила из кельи с тех пор, как отреклась от мира, и 60 лет провела в подвижничестве вместе со своей матерью. Когда же наконец пришло время перейти ей из этой жизни в жизнь вечную, явился ей прославившийся мужеством в том месте святой мученик Коллуф и сказал:"Сегодня ты пойдешь к своему Господу и узришь всех святых. Потому приди разделить вместе с нами трапезу в монастыре". Блаженная, встав рано поутру, оделась, положила в свою корзинку хлеба, оливок и несколько овощей и после столь многолетнего затворничества отправилась в храм мученика. Здесь она помолилась, села и целый день выжидала времени для вкушения. В девятом часу, когда пришло время вкусить пищу и в храме уже никого не было, она выложила снедь и обратилась к мученику с молитвой:"Благослови, святый Коллуф, пищу мою, и да сопутствуют мне молитвы твои!"После того, сев, вкусила. Потом, еще помолившись, пришла домой около захода солнца. Здесь передала она матери своей толкование строматописца Климента на пророка Амоса со словами:"Передай это епископу, посланному в заточение, и скажи ему, чтобы он помолился обо мне, я отхожу ко Господу". В ту же ночь она скончалась: не страдав ни горячкой, ни головной болью, она сама себя приготовила к погребению и предала дух в руки Божии».

Авва Даниил около 420 г., посещая пустыни фиваиды. пришел в Гермополь и сказал ученику своему: «Иди вот в тот женский монастырь скажи игумении, что желаю быть у них». Это был монастырь, основанный о. Иеремиею, в нем сестер было до 300. Ученик постучал в ворота. Привратница тихо спросила: что нужно? Ученик отвечал: «Скажи игумении, что один инок хочет беседовать с нею». Пришла игумения и спросила: что нужно? Брат отвечал: «Сотвори любовь, позволь ночевать в твоей обители мне и брату, чтобы иначе не съели нас звери». Игуменья отвечала: «Мужчина никогда не входит сюда, и для вас полезнее быть нищей зверей, чем страстей». Ученик объявил, что скитский авва Даниил желает быть у них. Тогда игуменья велела отворить ворота, немедленно созвала всех сестер. Постницы от ворот до места, где стоял старец, покрыли путь коврами и, кланяясь ему, целовали ноги его и с радостью ввели его в монастырь. Игуменья приказала принести лохань, и, налив теплой воды, положив в воду благовонных трав, уставив сестер в два ряда, сама обмыла своими руками ноги его и ученика его, и затем окропила той водою всех сестер, и обмыла себе голову. Постницы стояли безмолвными и только знаками давали знать о нужном; ходили они весьма тихо и скромно. Старец сказал игуменье: «Нас ли стыдятся сестры, или они всегда таковы?» «Всегда таковы», — отвечала игуменья. «Скажи же ученику моему, — сказал старец, — пусть учится он молчанию, он у меня настоящий готфянин (немец)».