Хотя у нас была долгой только первая с ним беседа, но и в другие поездки всегда батюшка существенно помогал нам во всех наших проблемах и недоразумениях. Конечно, все мы, по какому-то нашему неразумию, пытаемся в первую очередь решать свои бытоустроительные задачи. И надо отметить, что батюшка никогда не говорил на материальные темы: об имуществе и прочем. Он говорил только о духовном, решал проблемы души, в остальном же советовал: «Положитесь на волю Божию – и все будет хорошо»…
В основном же мы просили его молитв, и, возможно, пройдет еще много лет, пока мы полностью осознаем, какого молитвенника лишились. Все ведь тогда воспринималось как-то само собой разумеющимся: что рядом живет старец, что к нему всегда можно обратиться и жить за ним как за каменной стеной. Это казалось вечным и незыблемым, и мы, словно дети, просто, не задумываясь, принимали эту благодать. Только теперь, со временем, видишь, сколь милостив Господь, давший нам бесценный дар общаться с таким необыкновенным старцем – праведником и молитвенником.
Андрей Проценко, август 2003 года
Старец огромное значение придавал молитве за умерших. Он проникался к ним совершенно особым состраданием. Думаю, что оно было в нем результатом опытного знания того, что ждет человека за гробом. Когда у него спрашивали, отпевать ли такого-то, о котором неизвестно, был ли он крещен, старец без промедления отвечал: «Отпеть, отпеть».
Однажды батюшка велел мне молиться за моего усопшего некрещеного отца. У отца был тяжелый, труднопереносимый характер и неспокойная душа, чего-то постоянно ищущая. Он оставил нас, когда мы с сестрой учились в пятом классе. С тех пор я практически не поддерживал с ним отношений и даже избегал встреч с ним. Смерть его была трагической и преждевременной, он скончался в возрасте сорока семи лет. После его смерти передо мной возник вопрос: молиться за него или нет? И если молиться, то как? Это было в самом начале моего церковного пути, я тогда только начал в храм регулярно ходить. И вот сразу же я оказался перед таким непростым жизненным вопросом. После долгих размышлений и колебаний я принял решение все-таки воздержаться от молитвы за него, так как считал себя духовно неокрепшим для такого серьезного дела. «Неизвестно, – полагал я, – какими последствиями это может для меня обернуться. Что я понимаю в этом?»
Но через некоторое время произошло событие, которое заставило меня изменить свое решение. Это случилось после того, как отец явился мне ночью, во сне. Я увидел его сидящим спиной ко мне, так что лица его мне было не видно. Голова его была низко опущена. Он молчал и почти беззвучно о чем-то плакал. Я почувствовал, что он, всеми оставленный, бесконечно одинок, беззащитен, и что без слов, не поворачивая ко мне своего лица, просит у меня чего-то. Казалось, что его неописуемому горю не было предела. И самое страшное заключалось в том, что он даже не в состоянии был мне хоть что-то объяснить. При жизни я никогда его таким не видел. Я до сих пор помню, как во сне содрогнулся от невыразимой жалости к нему. Эта жалость была непохожа на обычную жалость, какую испытываешь к страдающему человеку. Ничего подобного при его жизни я не испытывал к нему, да и вообще к кому бы то ни было. Это было совсем незнакомое чувство.
Проснулся я в холодном поту от увиденного и потом долго не мог забыть этого короткого явления своего умершего отца. Умом я понимал, что отец просит молитвы, хотя бы какой-нибудь. Но, откровенно говоря, у меня не было сил это сделать. Я был настолько потрясен этим сновидением, что некоторое время пребывал в оцепенении, в скованности от того, что мне открылось через него. Я отдавал себе отчет в том, что через него я не только получил весть о своем отце, но и прикоснулся к тайне потустороннего мира, к реальности адских мук. По состоянию своего отца я получил опытное представление о том, что испытывает человек, оказавшись за чертой видимого мира. После таких открытий в корне меняется отношение к жизни и к тому, что в ней происходит. Все, что до этого казалось в ней важным и значимым, теряет свой смысл и предстает в совершенно ином свете. Отчетливо начинаешь видеть, что твое существование большей частью состоит из вещей суетных и никак не определяющих его сокровенной сути, то есть твоей участи в вечности. А ведь до этого я воспринимал все эти пустяки всерьез и в осуществлении своих ничтожных и убогих планов и намерений полагал единственный смысл всей своей жизнедеятельности.
Итак, оглушенный и придавленный увиденным, я не молился за отца. Мне требовалось время, чтобы переварить то, что мне открылось. Но это было несколько эгоистично, так как отец ждал моей реакции. И вот через некоторое время сновидение повторилось с первоначальной силой и проникновенностью. Стыдно признаться, но и после него я, сам не зная почему, оставался в бездействии. Понадобилось третье явление, в точности повторявшее два предыдущих, чтобы я, наконец, начал просить Бога за своего отца в своей домашней молитве.